Наконец выяснилось, в чём конкретно меня обвиняют. Фабула обвинения была столь неправдоподобно дикой, что меня это даже обрадовало: назначенный на следующий день суд я посчитал выигранным. Капитан утверждал, будто спектакль «Сон в летнюю ночь» на «Платформе» никогда не был поставлен; следовательно, деньги похищены. Нелепость этого утверждения была слишком очевидной, а собрать свидетельства того, что не существующий по версии следствия спектакль на самом деле был вовремя выпущен и много лет пользуется зрительским успехом, не составляло труда. В течение пяти лет его увидели десятки тысяч зрителей, это не сложно подтвердить отчётами и корешками проданных билетов. Все участники спектакля, хвала всевышнему, живы, их просто нужно опросить. Декорации, костюмы и реквизит сохранны, можно их увидеть, пощупать и оценить. Имеются многочисленные фотографии и видеозаписи, рецензии и репортажи средств массовой информации. Такие аргументы и факты должны быть доступны даже усталому сознанию пытливых борцов с преступностью.
Однако адвокат Юлия Лахова, к моему удивлению, нервничала. В отличие от меня она знала, что истина интересует следствие в последнюю очередь. Для того чтобы упрятать человека в СИЗО, сгодится любой повод. И чем он нелепее, тем опаснее: значит, никто и не планирует разбираться в фактических и логических ошибках. При известной дружбе следственных органов с судом сам факт появления ходатайства о помещении обвиняемого под стражу предопределяет решение. Мне ещё только предстояло десятки раз услышать, как наряженные в мантии куклы обоего пола твердят заученную мантру о том, что у них нет оснований не доверять доводам следствия. То, что эти доводы всегда были голословны, а часто просто лживы, не поколебало ни одного судью. Было уже понятно, что меня взяли в заложники. Я и мои мнимые преступления интересовали следствие не сами по себе, а лишь постольку, поскольку могли дать повод для обвинения Серебренникова. Нужна была история о том, как организованная им преступная группа совершила крупное мошенничество. Задача, поставленная Федутинову неизвестным мне заказчиком подлого сценария, сводилась именно к этому. И капитан, как умел, коряво, но неутомимо шил этот сценарий. Сотворчество наше, как и накануне, не заладилось. Я проявил готовность сообщить все известные мне подробности организационной, производственной и финансовой жизни АНО «Седьмая студия» и проекта «Платформа». Но информация, которой я располагал, не содержала фактов противозаконной деятельности, а потому не интересовала капитана.
Он, вероятно, готовился к допросу и самодовольно считал себя вполне сведущим в вопросах культуры. Пытаясь не мытьём, так катаньем всё же выжать из меня правильные показания, он начал загребать широким неводом и постепенно выкладывать козыри. Факты моих преступлений казались ему убийственными. Два наших диалога, уже превратившихся в расхожие анекдоты, состоялись в ходе именно того допроса. Невозможно удержаться, чтобы не повторить их здесь. Первый диалог капитан посвятил проблеме авторского права.
Капитан: У «Седьмой студии» есть авторские права на пьесу «Сон в летнюю ночь»?
Я: Авторское право распространяется на произведения, авторы которых живы или умерли менее чем за 70 лет до исполнения произведения на сцене.
К.: Ну…?
Я: «Сон в летнюю ночь» написал Шекспир.
К.: Не понял, так есть права или нет?
Я: Шекспир умер в XVII веке.
К.: Так есть права??!! Или нет??!!
Я: Со времени смерти Шекспира прошло больше 70 лет. Он умер раньше. Следовательно, права автора или его наследников законом не охраняются.
К.: А тогда почему вы эту пьесу поставили в «Седьмой студии»?
Я:???
К.: Какая у вас основная деятельность по уставу?
Я: Дословно не помню… Производство и прокат спектаклей, концертных программ и других произведений современного исполнительского искусства и мультимедиа.
К. (торжествующе потрясает уставом организации): Нет! Ваша основная цель – пропаганда современного искусства! Значит, вы вообще не имели права эту пьесу ставить!
Я:??? Почему?
К.: Она же НЕ современная!
Я: Видите ли, в театре произведением является не сама пьеса, а спектакль, созданный на её основе. Современными могут быть трактовка, сценический язык, актёрская техника, сценография… Молодому драматургу Печейкину была заказана оригинальная редакция пьесы, так сказать, версия театра, и права на неё принадлежат «Седьмой студии»
К.:???…
Я: Могу что-то ещё пояснить?
К.: Нет. Достаточно. Так мы запутаемся. Расскажите лучше, зачем вам рояль понадобилась?
(Второй диалог был о музыке.)
К.: Итак. Рояль-то вам зачем?
Я: Главным образом, чтобы музыку исполнять.
К.: А купили зачем?
Я: Вот как раз за этим. Исполнять. Музыку. Это одно из направлений работы «Седьмой студии». По уставу. Вот и купили.
К.: За пять миллионов?
Я: За пять.
К.: Права не имели.
Я: Ну почему же? Гражданский кодекс не против, допускает.
К.: Пять миллионов?
Я: Да. Пять.
К.: А на самом деле?
Я: То есть???
К.: Сколько эта рояль стоит на самом деле?
Я: Этот на самом деле дороже. Мы договорились с поставщиком о хорошей скидке и рассрочке.
К.: Да?
Я: Да.
К.: Зачем рояль за пять миллионов?
Я: Это хороший рояль.
К.: Зачем?
Я: Мы заказывали сочинение музыки талантливым композиторам. И исполнители были выдающиеся. Очень требовательные к звуку. В конце концов, качество звучания – это и уважение к публике. Поэтому был необходим хороший и, следовательно, относительно дорогой рояль. Специалисты вам скажут, что для хорошего инструмента это небольшая цена.
К.: Надо было в аренду брать!
Я:???
К.: В аренду сколько стоит?
Я: Такого класса инструмент, я думаю, тысяч пятьдесят в день. Два дня публичных показов плюс один репетиционный день… Стоимость перевозки, такелажа, настройки давайте проигнорируем в целях научной абстракции. В общем, сильно занижая, 100 тысяч рублей.
К.: Вот! Сравните!
Я: Что с чем сравнить?
К.: Аренду и покупку. Сто тысяч и пять миллионов!
Я: Хорошо. Давайте. За три года и три месяца проведено примерно сто тридцать мероприятий с использованием рояля. Умножив на сто, получим тринадцать миллионов в качестве платы за аренду чужого инструмента. С другой стороны – пять миллионов за рояль в собственности. И срок его службы гораздо больше, чем три года и три месяца. Согласитесь, это рачительное отношение к деньгам.
