Глава 3
Новообращенные христиане и духовенство в муссонной Азии (1500–1600)
Значимость японского серебра, китайского шелка, индонезийских пряностей, персидских лошадей и индийского перца в Португальской Азии не должна заслонять того факта, что Бог был вездесущ, как и маммона. Падре Антониу Виейра, великий португальский иезуит-миссионер, писал в своей «Истории будущего»: «Если бы не купцы, которые отправляются за земными сокровищами на Восток и в Западную Индию, кто доставил бы туда проповедников, что собирают небесные сокровища? Проповедники берут с собой Евангелие, а купцы берут проповедников». Если в Британской империи торговля следовала за флагманским кораблем, в Португальской империи сразу же за купцом шел миссионер. Надо признаться, что если люди Васко да Гамы и говорили, что они плывут в Индию на поиски христиан и пряностей, то в течение первых 40 лет деятельности португальцев на Востоке поиск христиан велся с куда меньшей настойчивостью и энергией, чем экзотичных пряностей. Вплоть до того момента, когда в 1542 г. в Гоа прибыли иезуиты с новыми людьми и новыми методами проповеди, относительно немного миссионеров отправлялось в Индию, и их успехи были скромны. Большинство среди них даже не пытались выучить какой-либо восточный язык и зависели от переводчиков, которые, естественно, лучше разбирались в рыночных ценах и базарных слухах, чем в тонких богословских материях. Но ни эти миссионеры, ни пришедшие на смену им более обученные иезуиты так и не озаботились познакомиться со священными книгами и основными религиозными воззрениями тех, кого они хотели обратить в свою веру, – мусульман, индуистов и буддистов. Все их верования они были склонны рассматривать как порождение дьявола.
Более того, многие священники были более заинтересованы служить маммоне, а не Богу. Так, несколько клириков обратились к скандально известному викарию Малакки в 1514 г., и из их слов стало ясно, во что они веруют. «Это основная причина, по которой они прибыли на Восток, – копить богатства в крузадо; и один из них заявил, что не успокоится, пока не скопит за три года 5 тысяч крузадо и много жемчуга и рубинов». Среди тех, кого подобные этим клирики обращали в христианскую веру, были большей частью либо женщины-азиатки, сожительствовавшие или состоявшие в законном браке с мужчинами-португальцами, либо домашние рабы и умиравшие от голода нищие и отверженные обществом люди, ставшие «рисовыми христианами». Конечно, случались и исключения, как это было в случае с народом парава, ловцами жемчуга из Южной Индии. Первоначально обращение было поверхностным (1537), затем оно дало ощутимые результаты. Но именно Общество Иисуса, иезуиты, находилось в авангарде церкви воинствующей, которое вело за души новообращенных напряженную и настойчивую борьбу, что была схожа с конкуренцией за обладание пряностями. Сыны Лойолы заложили и поддерживали более высокие стандарты поведения, в отличие от своих предшественников. Замечательные успехи португальских миссий с 1550 по 1750 г. были в основном делом их рук. Даже враждебно настроенные к ним протестанты вынуждены были отдать им должное.
Применяя политику кнута и пряника, в которой иногда преобладал кнут, многих азиатских жителей в окрестностях португальских крепостей удалось обратить в христианство, особенно население западного побережья Индии и равнинного Цейлона. Начав с массового разрушения индуистских храмов в Гоа в 1540 г., португальские власти, в основном по инициативе местного духовенства и королевских чиновников, приняли целый ряд суровых и репрессивных законов с целью предотвращения публичного исповедания индуизма, буддизма и ислама на территории, контролируемой португальцами. Эти законы были дополнены другими, целью которых было обеспечить более привилегированное положение обращенных в христианство за счет их соотечественников, которые не захотели быть христианами. Основные направления миссионерской деятельности вырабатывались на церковных соборах, которые периодически созывались. Первый собор 1567 г. был особенно важен. Это было время, когда после Тридентского собора церковь обрела новые силы, и принятые на нем решения подтверждались на всех последующих соборах лишь с небольшими изменениями. Во время обсуждения его возможных решений руководствовались тремя основными соображениями, последнее из которых, как оказалось, на практике трудно согласовывалось (если вообще это было возможным) с первыми двумя.
Во-первых, на Тридентском соборе было признано, что все веры, за исключением римско-католической, были, по сути, не истинными и вредоносными сами по себе. Во-вторых, португальское королевство было обязано распространять римско-католическую веру, при этом светская власть государства должна была поддерживать духовную власть церкви. И в-третьих, запрещалось угрозами и насилием обращать в истинную веру, «поскольку никто не приходит к Христу, Небесному Отцу, иначе, как только добровольно по любви и по ниспосылаемой Им благодати».
Тем положением, что человека нельзя приводить к вере силой или под угрозой применения силы, часто просто пренебрегали на практике согласно другим решениям собора, которые были узаконены указом генерал-губернатора Индии от 4 декабря 1567 г. Этот указ предписывал inter alia (среди прочего), что все языческие храмы на территории, контролируемой португальцами, должны быть снесены; что не должно произноситься имя пророка Мухаммеда с минарета во время призыва мусульман к молитве; что все их языческие священники, учителя и святые должны быть изгнаны и что все их священные книги, где бы их ни нашли, такие как Коран, следует изымать и уничтожать. Индуистам и буддистам было воспрещено посещать на окрестных территориях свои храмы, так же как и проезжим азиатским паломникам. Был также наложен запрет на ритуальные омовения, столь характерные для индуизма.
Проведение нехристианских брачных церемоний и религиозных процессий было строго запрещено. Не разрешалось переходить из ислама в индуизм или буддизм и наоборот, но приверженцам этих религий было дозволено обращаться только в христианство. Моногамия была обязательна для каждого, независимо от исповедуемой веры. Мужчинам, которые уже имели больше одной жены (или сожительствовали больше чем с одной наложницей), было предписано отказаться от всех, за исключением одной, первой, на которой они женились (или узаконить брак с одной из наложниц). Все осиротевшие дети индуистов должны были быть отняты, если необходимо, то и насильно, у родственников, с которыми они жили, и переданы христианским наставникам или приемным родителям, и подготовлены католическими священниками к крещению. Если один из партнеров в языческом браке становился новообращенным, дети и собственность должны были передаваться под его попечение. Христианам не разрешалось жить или останавливаться в домах нехристиан, иметь какие-либо иные отношения с последователями других вер, кроме как строго деловых. От всех индуистских семей требовалось представить поименные списки; затем формировали группы из 50 человек, которые каждое второе воскресенье должны были посещать местные церкви и монастыри, где им преподавали основы христианства. Существовала шкала штрафов, которые могли резко вырасти для тех, кто пытался уклониться от этой обязанности. Нехристиане подвергались законной дискриминации, а новообращенным оказывалось предпочтение при подборе кандидатов на выгодные посты в государственных учреждениях, которые не закреплялись (а подобное случалось довольно часто) только за новообращенными христианами. Большинство предписаний были еще более ужесточены различными дополнительными статьями, принятыми на последующих церковных соборах. Были сделаны лишь незначительные послабления. Прошло немного времени, и мусульманские мечети разделили судьбу индуистских и буддистских храмов в тех местах, где они еще не были разрушены первыми неистовыми конкистадорами. Католические церкви были построены на месте снесенных мечетей и храмов, и доходы от земель, некогда им принадлежавших, теперь уже шли на содержание христианских церквей.
