Основная часть старого королевства Конго занимала северную часть современной Анголы со столицей Мбанза-Конго, которая позже была переименована в Сан-Салвадор. С севера королевство ограничивала река Конго, на юге – р. Ложе; восточная граница проходила приблизительно в южном направлении от озера Стэнли-Пула
[23] параллельно реке Кванго. Различные государства и племена к востоку и югу от этих границ по очереди признали власть Конго, изредка отправляя дань и дары Мани, вождю или королю, имевшему резиденцию в Мбанза-Конго. Одним из этих довольно бедных данников был Нгола, король Ндонго – государства, расположенного между реками Данде и Кванза, к югу от Конго. Конголезцы и племена мбунду, населявшие эти саванны, которые охватывали с юга экваториальные леса, практиковали сменную культивацию, чередуя различные культуры. Они умели обрабатывать металлы – железо и медь – и были искусными горшечниками. Они также ткали циновки и изготавливали различные предметы одежды из листьев пальмы рафия. Их мастерство в этом деле просто поражало первых португальцев. У них были домашние животные – свиньи, овцы, куры и в некоторых районах крупный рогатый скот, хотя они не пили молока, не занимались маслоделием и сыроварением. Их жилищем были хижины, или краали, построенные из непрочных материалов, прямоугольных по форме. Из сельскохозяйственных орудий у них была только мотыга и топор; наряду с просом, сорго и бобами, которые они выращивали, в их рационе были также лесные плоды и дичь. Законы племени и обычаи регулировали их повседневную жизнь, и их знахари, лечившие людей, были в большом почете. Конголезцы не знали искусства письма; но португальцы считали их наиболее развитыми среди негритянских племен, которые они до сих пор встретили. И эти банту железного века, без сомнения, превосходили бразильских индейцев, пребывавших в каменном веке.
Конголезская монархия не была наследственной. Королю обычно наследовал один из его сыновей; но, как правило, у наследника были соперники, и победивший претендент на трон убивал своих противников и тех, кто их поддерживал. Утвердившийся на престоле король теоретически обладал абсолютной властью, но на деле он должен был обязательно прислушиваться к мнению ведущих представителей знати. Наиболее влиятельные из них были губернаторами пяти из шести провинций, на которые королевство было поделено (центральная шестая провинция находилась под его личной властью). Эти правители отвечали за сбор и доставку в столицу местной дани в виде пальмового волокна, слоновой кости, шкур и рабов. Наиболее ценной валютой были морские раковины нзимбу; и их доставляли исключительно с острова Луанда, которым управлял представитель короля.
Португальские короли из Ависской династии начиная с 1483 г. не предпринимали попыток ни установить политический контроль над королевством Конго, ни завоевать его силой. Им было достаточно признавать королей Конго своими соратниками по оружию и относиться к ним как к союзникам, а не вассалам. Пытались они также обратить королей и их подданных в христианство, посылая миссионеров в Конго и обучая избранных конголезских юношей в Лиссабоне. В первые португальские миссии и посольства в Конго входили не только священники и монахи, но и опытные ремесленники, каменщики, кузнецы и сельскохозяйственные работники. Два немецких печатника в Лиссабоне добровольно переехали со своим печатным станком на остров Сан-Томе в 1492 г., как можно предположить, с целью трудиться в интересах королевства Конго или в самом королевстве. Однако ничего из того, что они могли бы выпустить из-под печатного пресса, не сохранилось. Несколько португалок были направлены в королевство, чтобы научить местных женщин из знати правилам ведения домашнего хозяйства, принятым в Португалии. Один из конголезских принцев, посланных учиться в Европу, был со временем рукоположен в епископы Утики, на что неохотно дал согласие папа римский по просьбе португальского короля в 1518 г. Наиболее страстным сторонником западной цивилизации и религии в XVI в. в Конго был король Нзинга Нвемба, названный доном Афонсу I после его обращения в христианство, правивший с 1506 по 1543 г. Это был истинный, пылкий и умный новообращенный христианин, который прилагал все усилия для утверждения новой веры, в том числе подавая личный пример. Португальских миссионеров, торговцев и мастеровых людей ожидал теплый прием, и по крайней мере какое-то время конголезцы проявляли искреннее желание принять (или адаптировать) европейский образ жизни, который привлек японцев 350 лет спустя. Что же тогда помешало королевству народа банту четыре с половиной столетия назад принять западный образ жизни, когда король Португалии Мануэл I и король Конго Афонсу I оба искренне преследовали эту цель?
Во-первых миссионеров было недостаточно, как и учителей и ремесленников для обучения конголезцев. Дон Афонсу постоянно просил о присылке новых учителей и ремесленников, но их так и не набралось в достаточном количестве. Многие из тех, кто все же приехал, вскоре умерли, так как в то время ничего не было известно о причинах и методах лечения малярии и других тропических заболеваний. Во-вторых, многие из приехавших миссионеров проявляли равнодушие в своей деятельности, которая не была их призванием, поскольку духовенство в Португалии не отличалось высокой моралью, как и повсюду в Европе. В-третьих, обширные и все множившиеся обязательства Португалии в отношении заморских территорий, раскинувшихся от Островов пряностей до Сан-Висенти в Бразилии, наряду с продолжавшимися военными действиями в Марокко, с неизбежностью отвлекали внимание от Конго. Король Португалии Жуан III, правивший с 1521 по 1557 г., в отличие от двух своих предшественников, не проявил особого интереса к миссионерству в Конго. В течение длительного времени он оставлял без ответа многочисленные письма и послания короля Конго; и когда он действительно посылал ответ и оказывал какую-либо помощь, то обычно она была очень незначительна и приходила слишком поздно. Вторжение орд каннибалов джагга из Центральной Африки в королевство Конго в 1568–1573 гг. привело к опустошению нескольких его областей, прежде чем этих дикарей изгнал из пределов королевства португальский экспедиционный корпус. Но основной причиной провала столь обещающего начала – утверждения западной цивилизации в Конго – была постепенно крепнувшая связь между миссионерами и работорговцами, которая окончательно сложилась перед вторжением джагга.
Уже в 1530 г. годовой вывоз рабов из королевства Конго оценивался в 4 тысячи или 5 тысяч pecas de Indias. Под наименованием реса подразумевался сильный и здоровый юноша-раб; все другие рабы обоего пола ценились меньше и не были ему равноценны. Под эту категорию могли подпадать два или три человека, разного возраста, пола и физической формы; грудных детей считали вместе с матерью. В это время большинство рабов приобретали в процессе меновой торговли вне пределов королевства Конго из племен теке и мпумбу на северо-востоке и мбунду на юге. Король Афонсу I и его наследники постоянно жаловались, что португальские торговцы смотрят на конголезцев как на рабов; да и вторжение джагга сопровождалось значительным ростом работорговли, которая продолжала процветать в Конго и после их изгнания. Сами конголезские короли время от времени дарили рабов королям Португалии; но из их переписки явствует, что рост работорговли воспринимался ими болезненно и они старались ограничить ее, как могли. Португальские короли также были намерены сотрудничать в этом отношении с конголезскими монархами, но их усилия систематически саботировали губернаторы и плантаторы острова Сан-Томе, которые постоянно увеличивали объемы торговли, заключая сделки с оптовыми торговцами на континенте.
