Как бывает во всех затяжных войнах, противостояние между португальцами и голландцами в мире тропиков сопровождалось взаимными обвинениями в совершенных жестокостях и преступлениях в отношении военнопленных. Это особенно проявилось в кампании 1644–1654 гг. в Пернамбуку, когда обе стороны обвиняли друг друга в подстрекательстве своих помощников индейцев к совершению диких и варварских действий и когда командиры с той и другой стороны запрещали своим людям щадить противника. Капрал Саар сообщает, как во время заключительных боев за Цейлон он и некоторые из его товарищей, с которыми португальцы плохо обращались в плену, отомстили за себя, преследуя бегущего врага после сражения при Панитуре в октябре 1655 г. «Несмотря на то что наши офицеры кричали: «Бойцы, помните, что вас зовут милосердными голландцами, так что покажем, что это действительно так, и пощадим врага!» – мы продолжали, как будто не слышали их, без остановки стрелять и рубить беглецов, пока у нас хватало сил и боеприпасов, устлав поле сотнями трупов».
Непримиримость на почве вероисповедания сыграла свою роль в ожесточавшейся взаимной ненависти, и португальцы жаловались, что, когда они переносили страдания, попав в руки голландцев на Цейлоне или в Бразилии, самыми их худшими притеснителями были ревностные кальвинисты зеландцы, или «пишилинги», как они называли их, неправильно произнося название города Флиссинген.
Принимая во внимание преимущества голландцев, только некоторые из которых я перечислил здесь, необходимо задаться вопросом, почему для завоевания только части Португальской Азии им потребовалось около 60 лет и почему они потерпели полное поражение в Анголе и Бразилии после столь многообещающего начала. Среди нескольких имеющихся можно упомянуть следующие причины. Хотя нет никакого сомнения в том, что голландские наемники были обычно физически сильнее своих противников португальцев, последние были лучше приспособлены к жизни в тропическом климате. Этим объясняется победа бразильцев и португальцев в Бразилии в решающих сражениях в 1648 и 1649 гг. у Гуарарапеса, выигранных людьми, привыкшими к тропической жаре и обученными ведению боевых действий в буше. Они сражались против людей, учившихся военному ремеслу в привычных для них условиях на полях Фландрии и Германии в прохладном климате. С другой стороны, на Цейлоне окончательная победа досталась голландцам. Без сомнения, отчасти это произошло благодаря помощи, полученной от союзников сингалов, хотя среди них были также и те, кто помогал португальцам. Но основной причиной была ужасная некомпетентность португальского верховного командования. Напротив, в Пернамбуку и португальцы и бразильцы были лучшими командирами. Сложился замечательный триумвират полководцев: Жуан Фернандеш Виейра (уроженец Мадейры), Андре Видаль де Негрейрус (бразилец) и Франсиско Баррето (уроженец Перу). Помощниками их были уже упомянутые индеец Фелипе Камаран и негр Энрике Диаш. Следует заметить, что превратности сухопутной войны не сказывались на результатах морских сражений. На море голландцы добились и удерживали преобладающее преимущество как в Индийском океане, так и в Южной Атлантике. Даже когда они временно потеряли господство на море с катастрофическими результатами для себя, как у Луанды в августе 1648 г. и у Ресифи в январе 1654 г. Эти поражения не были делом рук противника, но результатом их собственных стратегических просчетов и административных упущений, а также причиной были отчасти погода и ветер.
Кроме приведенных технических соображений, основной ответ на вопрос, почему португальцы так долго удерживали пришедшую в упадок империю, несмотря на подавляющее во многих отношениях превосходство голландцев, лежит в том, что, несмотря на все свои недостатки, португальцы пустили в колониях глубокие корни. Их невозможно было так просто изгнать из колоний, просто одержав над ними победу на суше или на море или в результате целого ряда поражений, как это случилось в Северо-Восточной Бразилии между 1630 и 1640 гг. или в Анголе в 1641–1648 гг. Многие голландцы, совершенно разного положения, сознавали этот факт, начиная от генерал-губернатора Антонио ван Димена в Батавии и заканчивая капралом Иоганном Сааром на Цейлоне. Первый писал в Амстердам в 1642 г.: «Многие португальцы в Индии (да и во всей Азии) считают ее своим отечеством. Они уже не думают о Португалии. Они уже почти не ведут с ней торговлю, а если еще и остается таковая, то очень незначительная. Довольствуются они торговлей только в портах Азии, как будто они уроженцы этих мест, и для них не существует других стран». Капрал Саар после нескольких лет службы на Цейлоне писал о португальцах 20 лет спустя: «Куда бы ни забросила их судьба, они готовы поселиться там до конца своих дней, и они никогда не задумываются о возвращении в Португалию. Но когда голландец приезжает в Азию, то он думает так: «Пройдут шесть лет моей службы, и я вернусь в Европу».
Mutatis mutandis (с известными оговорками) подобные критические замечания могли бы относиться и к временному голландскому господству в Северо-Восточной Бразилии и на побережье Анголы и Бенгелы. Граф
[25] Иоганн Мориц Нассау-Зиген, чья деятельность на посту губернатора голландских владений в Бразилии была направлена на просвещение страны и до наших дней пользуется признанием многих бразильцев, не уставал обращаться к своему начальству в Гааге и Амстердаме. Он неоднократно предупреждал о том, что если не будут присланы из Европы в достаточном количестве голландцы, немцы и скандинавы в качестве колонистов для замены (или ассимиляции) местных португальских поселенцев, то последние, навсегда оставшиеся португальцами в глубине души, не преминут воспользоваться первой же возможностью для бунта. И это предсказание оправдалось в 1645 г. Знаменитый путешественник и купец, по вероисповеданию гугенот, Жан Батист Тавернье писал, что «португальцы, куда бы они ни приходили, улучшают условия местообитания для тех, кто идет вслед за ними, в то время как голландцы стремятся уничтожить все, что возможно, там, куда только ступит их нога». Тавернье имел сильное предубеждение против голландцев. Однако правда и то, что как только голландцы взяли Коломбо, Кочин и другие добротно отстроенные португальские поселения, то, по словам капрала Саара, они немедленно разрушили множество домов и крепостных укреплений, оставив себе треть от площади, освоенной их предшественниками. Также общеизвестно, что португальцы на протяжении всего XVI в. способствовали, как прямо, так и косвенно, более широкому культивированию гвоздичного дерева на Молуккских островах, особенно последовательно внедряя его в Амбоне. Голландцы со своей стороны начали массово вырубать деревья во избежание перепроизводства гвоздики и ультимативно потребовали от местных жителей, чтобы пряность продавали только им, угрожая, в случае неповиновения, карательными экспедициями (их называли «хонги-тохтен»), чего португальцы никогда не делали. Португальцы выращивали также фруктовые деревья и другие культуры, разводили свиней и коз на необитаемом острове Святой Елены, чтобы суда, плывшие на родину, могли сделать здесь остановку и воспользоваться в случае нужды запасами свежей пищи. Голландцы, высадившись на острове, вначале стали рубить деревья и, вне всякого сомнения, оставили бы после себя настоящую пустыню, но вскоре прекратили эту разрушительную практику и последовали примеру португальцев.
