Иеремиада падре Гудинью нашла отклик у многих его современников, до вице-короля Жуана Нуньеша да Кунья включительно, который писал монарху в июне 1669 г.: «Во всем этом государстве меньше португальцев, чем в Альюш-Ведруш». В этом небольшом городке к югу от Лиссабона насчитывалось только 200 домовладельцев. Предполагая, что на каждое домохозяйство приходится 5–6 человек, это даст в итоге меньшее число, чем 1500. Именно столько белых португальцев насчитывалось в остававшихся португальскими поселениях – от Софалы до Макао. Возможно, вице-король и преувеличивал, но не сильно. В официальной переписке между Лиссабоном и Гоа в 1650–1750 гг. постоянно выражается обеспокоенность, что число прирожденных португальцев на Востоке остается незначительным и что смертность среди них в нездоровом климате Гоа и острова Мозамбик достаточно высока. Процент белых женщин был постоянно крайне низким. Так, в 1553 г. в Маскате была всего одна женщина, как и в 1636 г. в Макао. Положение усугублялось тем, что, если верить иезуиту падре Фернану де Кейрушу, который писал в Гоа в 1687 г., «даже в наши дни беременность португальских женщин заканчивается почти всегда фатально и для матери, и для ребенка».
Мы уже говорили, что в XVI в. очень небольшое число женщин уезжали вместе с мужьями из Португалии на Восток, и такое положение дел сохранялось в течение следующих 200 лет. В Португальском королевстве, в отличие от Испанской монархии, было принято не поощрять женщин к отъезду в Азию и Африку, чтобы стать там колонистами. Исключение делалось лишь для «сироток короля». Под ними понимались девочки, достигшие брачного возраста, которых отправляли партиями из сиротских приютов Лиссабона и Порту за счет государства. За ними давали приданое в виде незначительных государственных постов для их будущих мужей уже по прибытии в Гоа. Первая группа девочек-сирот отплыла из Лиссабона в 1546 г., и так продолжалось до самого начала XVIII в. По моему мнению, ежегодно уезжало не более 30 девочек, возраст которых находился в пределах от 5 до 15 лет. Случалось, что в отдельные года не отправляли никого, хотя Франсишку Родригеш де Силвейра, служивший в Индии с 1585 по 1598 г., явно преувеличивал, когда писал: «По правде говоря, мы проявляем крайнюю неосмотрительность, когда отправляем каждый год в Индию от четырех до пяти судов, на борту которых исключительно мужчины, но совсем нет женщин». Следует также заметить, что не все девочки-сироты находили своих мужей, когда они прибывали в «золотой» Гоа, о чем официальные лица время от времени напоминали португальскому монарху. Якобы некоторые женщины были слишком стары и уродливы; в других ситуациях административные должности слишком плохо оплачивались и не могли никого привлечь. В некоторых случаях муниципалитет Гоа призывал власти в Португалии не присылать больше девочек-сирот в Индию. Муниципальные советники заявляли, и нет сомнения, что предельно корректно, что в Индии было достаточно женщин и девушек брачного возраста. Это были дочери уважаемых португальских граждан от брака с евроазиатскими женщинами, которых было нужно обеспечить всем необходимым в первую очередь. В 1595 г. отправка девушек была временно приостановлена, но вскоре эта практика возобновилась, хотя масштабы ее не способствовали кардинальному решению демографической проблемы Португальской Азии.
Помимо этих «девочек-сирот короля», некоторые женатые португальцы брали с собой в Индию своих жен и дочерей, хотя в большинстве случаев только сыновья сопровождали своих отцов. Жоржи Кабрал, генерал-губернатор Индии в 1549–1550 гг., первым среди губернаторов имел в Гоа жену-европейку. Прецедент не повторялся на протяжении следующих двух столетий, когда жена вновь назначенного вице-короля маркиза Таворы настояла на том, что она будет сопровождать своего мужа в Индию в 1750 г., несмотря на нежелание короны дать ей такое разрешение. На ситуацию вряд ли могло повлиять присутствие небольшого числа белых женщин, которые отправились за своими мужьями в Азию, как и периодические наборы девочек-сирот, как заметил хронист монастыря августинцев во имя св. Моники в Гоа в конце XVII в. «Несмотря на то что португальцы посещают страны Востока уже в течение почти двух столетий и большое количество мужчин и всего лишь несколько женщин каждый год отправляются туда, население выросло незначительно, притом что сменилось не более трех поколений».
В этом опять есть некоторое противоречие, поскольку в Гоа было несколько белых семейств, которые могут похвастаться более чем тремя не прерывавшимися поколениями. Но они были довольно редки, и евроазиаты во втором и третьем поколении преобладали.
Другой причиной провала политики португальцев «плодиться и размножаться» в азиатских и африканских прибрежных поселениях в XVII и XVIII вв. были плохие климатические условия местностей, где располагались основные их крепости, особенно Гоа и остров Мозамбик. Последнее место в описаниях путешественников, отправлявшихся в Индию еще в 1550 г., представлялось настоящим кладбищем. Что касается «золотого» Гоа, то его муниципальные власти писали в Португалию к королевскому двору в 1582 г., что обстановка в колониальной столице стала особенно нездоровой после великой осады 1570–1571 гг., и ситуация постоянно ухудшалась в течение последующих двух столетий. Двумя основными причинами этого прогрессирующего ухудшения были пористые почвы и участившиеся заболевания малярией. Что касается первого фактора, то он способствовал просачиванию стоков ливневой канализации в колодцы, откуда домохозяйства брали воду для питья, и потому стремительно распространялись заболевания в результате отравления воды фекальными массами. Увеличивавшемуся числу заболеваний малярией способствовал застой воды в колодцах, резервуарах и заброшенных бассейнах для купания, где формировалась благоприятная среда для размножения кровососущих насекомых-переносчиков. Но причины тропических заболеваний, таких как дизентерия и малярия, не могли быть диагностированы вплоть до наступления XIX и XX столетий. Современники могли приписывать причину смерти якобы нездоровому климату и воздуху, особенно «воздуху в ночное время». По имеющимся данным, в Королевском госпитале для солдат в Гоа за первые 30 лет XVII в. умерло 25 тысяч португальцев. Это были умершие на постое или во время службы на борту кораблей. Хотя надежная статистика за длительный период наблюдения отсутствует, нет никакой причины предполагать, что наблюдалось какое-либо снижение потерь в рабочей силе на протяжении последующих 150 лет. Положение горожан тоже не улучшилось; за это время целые районы некогда людной столицы были заброшены и превратились в джунгли, несмотря на все усилия муниципалитета остановить этот катастрофический упадок. Администрация была вынуждена оставить Старый Гоа в 1760 г. и переехать в значительно меньшее поселение Панаджи, расположенное в нескольких милях ближе к устью реки Мандови, но с более здоровыми природными условиями.
Второй причиной снижения численности белого и евроазиатского населения в Португальской Индии было распространение дезертирства среди прибывших новобранцев и солдат, набранных среди заключенных и составлявших значительную часть гарнизона. Первые сообщения об этом восходят к временам Афонсу д’Албукерки. Здесь достаточно привести два типичных свидетельства об этой проблеме. Первое принадлежит дону Криштовану де Мелу, участнику Государственного совета в Гоа в августе 1721 г., когда обсуждался план совместной англо-португальской экспедиции против капера Канхонджи Ангриа, вождя маратхов Алибага. Де Мелу обратил внимание на то, что в Гоа оставалось только 700 солдат гарнизона, многие из которых были негодны к военной службе. «На многих солдат нельзя положиться, поскольку нам известно, как неохотно они выполняют свои обязанности. Несмотря на то что им платят вовремя и регулярно выдают довольствие, они все равно дезертируют при первом удобном случае, без всякой причины, предпочитая скорее быть рабами мусульман, индусов и еретиков, чем вассалами своего короля. Это то, чего мы не можем избежать, поскольку большинство из новобранцев – осужденные и высланные за всякие бесчестные преступления, и потому от них нельзя ожидать отважного поведения и рвения в таком важном предприятии».
