Двадцать пять лет спустя вице-король дон Педру де Алмейда, маркиз Каштелу-Нову, писал государственному секретарю в Лиссабон, что он не в состоянии справиться с дезертирами. Он прекрасно понимал, что наилучший способ предотвратить дезертирство – это платить, одевать и кормить солдат должным образом и не раздражать их жестокими наказаниями. «Так в этом государстве относятся к ним, и, несмотря на все, случаи дезертирства столь часты и многочисленны, что я боюсь, у нас вскоре не останется ни одного европейского солдата». Из тех людей, которые остались в Гоа, большинство вступило в религиозные ордена.
Нехватка солдат в Португальской Индии во второй половине XVII и первой половине XVIII в. становилась все более серьезной проблемой, поскольку «Государство Индия» в это время вело почти беспрерывную войну с арабскими правителями Омана и с маратхами Западной Индии. Если португальцы надеялись на некую передышку в затянувшейся и разрушительной войне с голландцами на Востоке, они были горько разочарованы. «Скажите мне, сеньор, – писал хронист и солдат Диогу де Коту в своем «Диалоге ветерана» (1611), – есть ли в наши дни другая земля, которая бы больше напоминала приграничную область, чем Индия, где было бы необходимо постоянно иметь с собой оружие? Конечно, такой земли нет!» Прошло сто лет, и власти в Лиссабоне заметили, что «правительство в Индии уже окончательно приняло милитаристский и воинственный характер (um governo totalmente militar e guerreiro)». В 1746 г. вице-король Педру де Алмейда напомнил королю Жуану V: «Это государство – военная республика, и ее безопасность на суше и на море полностью зависит от нашего оружия». Эта приграничная территория постоянного военного противостояния, которое продолжалось с небольшими перерывами вплоть до конца XVIII в., помогает понять, почему так мало португальских женщин уезжало в Индию в сравнении с мужчинами и почему крестьяне охотно эмигрировали из Португалии и с островов в Атлантике в Бразилию, стремясь воспользоваться выпавшей им возможностью устроить свою жизнь на новом месте, где отдельные враждебно настроенные индейские племена вполне могли быть каннибалами, но они не были вооружены мушкетами и артиллерией, как арабы в Омане и маратхи.
Жители прибрежного Омана были прирожденными мореплавателями на протяжении веков еще до того, как португальцы оккупировали Маскат, но их суда отличались непрочной конструкцией и были неспособны противостоять португальской артиллерии в открытом море. В январе 1650 г., однако, эти арабы захватили Маскат и несколько португальских судов в гавани. В течение очень краткого времени имамам Омана удалось создать флот из судов с корабельной артиллерией, построенных по образцу португальских, которые им удалось захватить. Эти суда могли сражаться, более или менее успешно, с португальским океаническим флотом (Armada de alto-bordo) в Индийском океане с 1650 по 1730 г. Невероятно быстрый рост военно-морской мощи Омана в 60-е гг. XVII в., начинавшего строительство флота, можно сказать, с пустого места, требует дальнейшего рассмотрения и исследования. Мы не знаем ни в какой степени оманцы использовали европейцев, дезертиров и перебежчиков в качестве канониров и при строительстве своих кораблей, ни откуда они получали кораблестроительный лес или же довольствовались купленными и захваченными судами. Но факт остается фактом, что они посылали морские экспедиции в Момбасу в 1660–1661 гг., разграбили город Диу (где захватили большую добычу) в 1668 г., а два года спустя едва не захватили крепость на острове Мозамбик. Они постоянно, начав в 1661 г. с Бомбея, совершали набеги на небольшие португальские владения на западном побережье Индии. К концу XVII в. они изгнали португальцев из Момбасы и всех городов и островов, населенных суахили, на восточном побережье Африки (Могадишо, о. Пате, Пемба, Занзибар, Малинди и др.) и провозгласили свой сюзеренитет над ними к северу от мыса Делгаду
[28].
Португальцы периодически посылали флот из Гоа на помощь Момбасе, пока она не пала в декабре 1698 г., а также совершали рейды в Персидский залив против своих оманских врагов. Обе стороны сообщали о внушительных победах в многочисленных сражениях, но в действительности они заканчивались с переменным успехом. Саркастический комментарий Александра Гамильтона по этому поводу был все же близок к истине. «Война в Маскате (продолжавшаяся с тех пор, как арабы захватили у них этот город) не так тяжела для них, поскольку она заставляет их держать флот из 5–6 кораблей и еще несколько мелких фрегатов, что дает пропитание большому числу людей. В противном случае, толпясь в церквях, они стали бы обузой для государства. Между ними и арабами было много стычек, но ни одна сторона не понесла большой урон. Мне довелось быть очевидцем одного морского боя близ Сурата, но он не был кровавым».
Овингтон, побывавший в Сурате в 1689 г., был еще более резок в высказываниях, он отдал преимущество оманцам: «Португальцы прилагают все усилия, чтобы избежать встречи с ними, и никогда не ввязываются в стычку, если не имеют большого преимущества». И Овингтон, и Гамильтон, сравнивая обхождение с военнопленными с обеих сторон, отдавали предпочтение в этом арабам.
«Португальцы относились к пленным крайне сурово, заставляя делать тяжелую работу, и приучали их к дисциплине кнутом. Однако арабы проявляли в обращении гуманность, содержали пленных в свободных условиях, не заставляли их выполнять непосильную работу и выделяли на их питание столько же денег, сколько и своим солдатам, то есть платили дважды в месяц. Если же кто-либо из португальцев был ремесленником, то он мог свободно заниматься своим ремеслом и зарабатывать деньги для своего выкупа».
Свидетельства Овингтона и Гамильтона могут вызвать подозрения, поскольку они оба были закоренелыми протестантами и склонны отдавать предпочтение мусульманам перед католиками. Но неспособность португальцев справиться с оманской угрозой явно видна из переписки администрации Гоа с королевским двором и признаний, сделанных во время заседаний Государственного совета в Гоа в эти годы. Следует также добавить, что, если потери в боях были довольно небольшими, организация этих кампаний требовала значительных денежных сумм и привлечения многих солдат; особенно это касалось длительной осады Момбасы (март 1696 – декабрь 1698 г.). Запоздало сообщая о падении крепости в рапорте, написанном в конце 1699 г., вице-король добавил: «Я могу уверить Ваше Величество, что эта осада нанесла значительный урон государству, так как при этом погибло более одной тысячи португальских солдат, а также около десяти тысяч местных, которые были все вассалами Вашего Величества, вследствие заразной атмосферы». Нет возможности проверить эти цифры, но совершенно ясно из всех сообщений об этой эпической осаде, что причиной большинства потерь были болезни; плохое питание и эпидемии выкашивали массу людей вдобавок к одному убитому в бою. Разногласия между суахили из Восточной Африки и их оманскими правителями помогли португальцам отвоевать Момбасу в 1728 г. и быстро восстановить свое владычество на всем побережье суахили. Но непостоянный султан острова Пате
[29], который призвал их, вновь изменил. Момбаса сдалась местным инсургентам в ноябре 1729 г., и экспедиция из Маската быстро восстановила контроль Омана над побережьем к северу от мыса Делгаду. Власть Омана была непрочной, как и власть бывших здесь до этого португальцев. Власти в Лиссабоне и Гоа не сразу расстались с надеждой вернуть себе Момбасу. Но быстрое утверждение власти маратхов на западном побережье Индии привело к тому, что португальцы совсем рядом с ними обрели более опасного врага. И потому они не смогли воспользоваться дальнейшим ослаблением и раздорами в Омане после 1730 г.
