На другой границе восточной Португальской империи именно миссионеры монахи-доминиканцы обеспечили сюзеренитет португальской короны над большей частью Тимора, частью островов Солор, восточной оконечностью острова Флорес (Ларантука) в архипелаге Малые Зондские острова. По общему признанию, эти монахи исполняли распоряжения португальских губернаторов, насколько им это было выгодно, а в двух случаях они просто изгнали представителей короля. В Лифау, на северном побережье Тимора, официально располагалась португальская администрация. В 1699 г., когда здесь побывал Уильям Дампир, на берегу было «около сорока или пятидесяти домов и одна церковь. Это были жалкие, покосившиеся глинобитные строения, крышей которых служили пальмовые ветви». Дампир описывает их жителей «как внешне похожих на индейцев, с медным цветом кожи и гладкими черными волосами. Они говорят на португальском языке и исповедуют католическую веру, но едят скоромную пищу, когда захотят. Они уважают себя за исповедание католической веры и происхождение от португальцев; и они будут сильно рассержены, если кто-то скажет, что они не португальцы. Мне довелось увидеть трех белых людей, двое из которых были священниками… и в любой части острова встречаются лишь единицы истинных португальцев».
Подобное положение вещей сохранялось на протяжении следующих полвека и больше. Вице-король маркиз Алорна так писал в своем донесении в 1750 г.: «На этом острове живут только семь или восемь португальцев и несколько миссионеров в условиях полной свободы, но урожай в винограднике Господа Бога, что они пожинают, не так уж и велик». Макао также пришлось пережить несколько тяжелых лет, особенно в период с 1660 по 1750 г. Не раз его обитатели оказывались на грани разорения в результате китайских экономических «санкций» (так их назвали бы в наше время), которые вводили провинциальные власти Кантона. Но «город в Китае, где произносится имя Божье», располагал несколькими верными друзьями при дворе в Пекине в лице отцов-иезуитов, которые весьма успешно ходатайствовали за него перед особами, занимавшими Трон дракона.
Другой причиной, объяснявшей застой и упадок в португальских владениях в Азии и Восточной Африке в эти годы, было отсутствие справедливости в судах (a falta de justica). Как явствует из официальной и неофициальной корреспонденции, на протяжении почти ста лет это было предметом постоянных жалоб, поступавших из мест, значительно отдаленных друг от друга, таких как Мозамбик, Гоа и Макао. Гашпар Курейя, исполнявший одно время обязанности секретаря Афонсу д’Албукерки и проведший всю жизнь на Востоке, оставил разоблачительные свидетельства судебного произвола в его время. Почти теми же словами описывали сложившееся положение Диогу ду Коту и другие честные и правдивые люди той эпохи – XVII и XVIII вв.
«Самое большое зло из всех возможных зол – это когда к людям относятся несправедливо, потому что коменданты крепостей в Индии правят людьми, обладая властью, данной им королем, и при этом берут на себя еще большие полномочия. Они совершают много злоупотреблений, о чем прекрасно знает король. Это и грабежи, и убийства, и неприкрытое насилие в отношении замужних женщин, вдов, девственниц-сирот и открытое сожительство с ними. Жертвами всех этих злодеяний, которые они совершают без страха Божьего и не боясь короля, становятся христиане, мусульмане, индусы, местные жители и иностранцы. И их манере вести себя следуют королевские и мировые судьи, судебные приставы и чиновники казначейства. Ничего бы этого не было, если бы только король приказал прилюдно казнить на набережной Гоа губернатора Индии и при этом в королевском указе было бы сказано, что он был обезглавлен потому, что не выполнял свои обязанности так, как следовало бы».
Принимая во внимание некоторую горячность такого заявления Курейи и признавая, что существовали, хотя и не столь многочисленные, справедливые и неподкупные судьи, факт остается фактом, что вопрос «отсутствия справедливости» занимал выдающееся место в официальной переписке между властями в Лиссабоне и Гоа, а также муниципального совета Гоа.
Это глубоко укоренившееся злоупотребление было осуждено на Первом церковном соборе в Гоа в 1567 г. и во время заседаний на последующих соборах. Даже если судьи и чиновники были честны, сложное португальское законодательство, принятое в самой стране и по всей империи, предоставляло большие возможности для затягивания рассмотрения дела – апелляций, встречных исков и вызова свидетелей и тому подобного, чем широко пользовались адвокаты (включая ставших христианами индийских браминов, которые получили разрешение на судебную практику). Хронист-иезуит Франсишку ди Соза (Соуза) писал в 1698 г. в Гоа: «Португальцы, к большому огорчению, не смогут добиться благоприятного к ним отношения со стороны жителей Востока, пока не будет решен вопрос с отправлением правосудия, пока суды низшей инстанции не научатся быстро рассматривать дела, как это принято в государствах Северной Европы, где успешнее складываются отношения с сельским населением». В то время как правосудие в это время у англичан, голландцев и французов во многих отношениях оставляло желать лучшего, будь то в метрополии или в заморских владениях, весьма знаменательно, что падре де Соза считал европейские суды и судей примером для португальцев.
Оказавшись в XVII–XVIII вв. в тяжелейшем положении, которое усугублялось собственными ошибочными действиями, в условиях кризисной демографической и экономической ситуации португальцы вполне могли задать себе вопрос, как они вообще смогли выжить в Азии и Восточной Африке. «Государство Индия» – обречено, и его падение неизбежно. Таких пророчеств в то время было множество. Это государство уподобляли «лежавшему на смертном одре человеку со свечой в руке». Хотя эта свеча горела еще очень долго, пока ее сознательно не погасили в результате неспровоцированного нападения Индии на Гоа, Даман и Диу в 1961 г. Португальцы на протяжении столетий проявляли удивительную способность выживать в условиях негодного управления сверху и отсутствия дисциплины внизу. И в эти времена им помогали какие-то другие факторы.
На первое место следует поставить принципиальные разногласия в лагере их противников. Власть имамов Йаруби в Омане, которые правили с 1624 по 1738 г., подрывало внутреннее соперничество, не имевшее параллелей даже в расколотом арабском мире. Имамы были заняты войной с Ираном и португальцами на протяжении почти всего собственного господства. Маратхи также объединялись крайне редко, и им приходилось противостоять врагам в своем тылу. По-видимому, они не собирались нанести Гоа последний смертельный удар, когда в 1739 г. он был готов сдаться на милость победителя. Они хорошо понимали, что в Индии укрепляется власть англичан, и рассматривали португальцев в качестве противовеса. В Африке смерть победоносного вождя Чангамира в 1695 г., возможно, спасла португальцев от поражения, и никто из его наследников уже не смог вновь объединить враждебные белым племена банту. Межплеменное соперничество на Тиморе, начавшееся в незапамятные времена и перешедшее в XIX столетие, привело к тому, что, если какие-то кланы восставали против владычества (зачастую номинального) португальского монарха, последние могли рассчитывать на их завистливых соперников, которые выступали в поддержку роялистов. Даже мусульмане Восточной Африки, принцесса Фазы (Ампазы) и королева Занзибара, оставались верными союзниками португальцев во время борьбы за Момбасу в 1690-х гг. Более того, неудачное командование отдельных португальских военачальников в некоторых кампаниях компенсировалось храбростью и самопожертвованием их подчиненных.
