Открытие золота и алмазов в Бразилии и их добыча в беспрецедентных масштабах имели несколько важных последствий в португальском мире. Во-первых, оно привело к перемещению больших масс населения из прибрежных районов Пернамбуку, Баии и Рио-де-Жанейро в горнорудные районы внутренних областей Бразилии. Это не было медленным и постепенным переселением редких и малочисленных групп скотоводов, уже происходившим в отдельных районах, таких как долина реки Сан-Франсиску, но шла эмиграция en masse. Во-вторых, в то время, давая ощутимый стимул для развития колониальной экономики и тем самым помогая разрешить один экономический кризис, эмиграция порождала следующий, привлекая рабочую силу, как рабов, так и свободных, с сахарных и табачных плантаций и из прибрежных городов, искавших более высокооплачиваемые места на приисках и рудниках. Резкому росту цен способствовала также нехватка рабочих рук, сопровождавшая значительно выросшую добычу золота. В-третьих, возросший спрос на рабов из Западной Африки на рудниках и плантациях Бразилии вел к соответствующему увеличению работорговли и поиску новых невольничьих рынков. Самой метрополии, то есть Португалии, использование полезных ископаемых Бразилии и возрождение ее торговли с этой колонией дало возможность выправить несправедливый баланс торговли золотом с другими странами Европы. Бразильские золото и алмазы также сильно обогатили монархию, церковь и двор и позволили королю Жуану V на протяжении всего длительного времени его царствования, с 1706 по 1750 г., не созывать кортесы с целью просить у них денег. Говорят, что монарх якобы сказал: «Мой дед боялся всего и имел долги, мой отец имел долги. Я же и не боюсь, и не имею долгов».
Предположительно, это хвастливое заявление было сделано после подписания мирного договора в Утрехте в 1715 г., завершившего Войну за испанское наследство. Когда король Жуан, будучи еще неопытным и молодым, за девять лет до того взошел на трон, Португалия, вовлеченная в войну, в основном под давлением Англии, находилась в тяжелейшем положении. Рассматривая уже произошедшие события, можно сказать, что для Португалии, находившейся в сложном положении между Францией и Испанией с одной стороны и морскими державами и Австрийской империей – с другой, было бы наилучшим выходом придерживаться нейтралитета. Герцог Кадавал, премьер Португалии и один из близких советников короля Педру II, прекрасно осознавал это и раньше, поскольку имел предельно реалистичный взгляд на ресурсы Португалии и понимал, что страна не готова к войне. В 1705 г. он говорил, что Португалия далека от мысли вступить в союз с Англией и Голландией, направленный против Франции и Испании, так как она не в состоянии противостоять «самому ничтожному князю в Ломбардии». Война была также очень непопулярна среди простых людей, которые даже после 35 лет мира все еще не оправились от принесенных ими тяжелых жертв в долгой борьбе с Испанией и Голландией. Несмотря на то что португальская армия вместе с союзными английскими и голландскими войсками смогла дважды на краткое время занять Мадрид, война не принесла Португалии ничего, кроме унижения и больших потерь. Достаточно упомянуть взятие Сакраменто испанцами (1705), страшный разгром союзников у Алмансы (апрель 1707 г.) и разграбление Рио-де-Жанейро французским корсаром Дюге-Труэном в 1711 г., после того как годом ранее потерпела полное поражение плохо организованная экспедиция дю Клерка. Даже золото, стоимостью в миллионы крузадо, ежегодно поставляемое теперь в Португалию из Бразилии, могло только частично восполнить военные потери, поскольку большая его часть шла в Англию в оплату импортных товаров. Английские и голландские правительственные субсидии покрывали только половину потребностей португальской армии и шли также на снабжение собственных войск на Иберийском (Пиренейском) полуострове.
Британское правительство недостаточно настойчиво требовало на переговорах, предшествовавших подписанию Утрехтского договора, исправления европейских границ, что было обещано Португалии в качестве компенсации за ее вступление в войну на стороне союзников. Португалии пришлось довольствоваться признанием ее права на владение Амазонией, чего требовала и Франция, и смириться с переходом колонии Сакраменто под власть испанцев, как было решено на заключительном этапе переговоров о мире. Приобретенный Жуаном V горький опыт убедил короля в необходимости сохранять в будущем нейтралитет в любом европейском конфликте, несмотря на то что он все же направил несколько военных кораблей в Эгейское море, чтобы помочь папской и венецианской эскадрам в их борьбе против турок в 1716–1717 гг. Короля также глубоко возмутило какое-то незначительное на вид нарушение со стороны испанского двора дипломатического иммунитета посольства Португалии в Мадриде, что привело к взаимным угрозам начать войну и к разрыву дипломатических отношений между двумя монархиями Пиренейского полуострова в 1735–1737 гг. Однако театр военных действий ограничился только эстуарием Ла-Платы, где природные условия значительно затруднили ведение боевых действий и привели к большим потерям с обеих сторон, чем в результате их бессистемных и непоследовательных военных операций. Король Жуан V был самым педантичным и набожным среди португальских монархов. И его чрезмерная забота о своем личном престиже привела к обострению отношений с папским престолом в 1728–1732 гг. Несмотря на это, он всегда щедро жертвовал на церковь, а недавно учрежденный патриархат Лиссабона постарался организовать таким образом, чтобы он не уступал в великолепии и красоте богослужений Святому престолу апостола Петра. Король принял сторону иезуитов китайской миссии в богословских спорах с Конгрегацией пропаганды веры в вопросе о «китайских церковных обрядах». То значительное количество бразильского золота, что он посылал папскому двору и кардиналам, имело своим последствием дарование королю в 1748 г. титула «Всевернейшего Величества»; тем самым исполнилась его давно лелеемая мечта сравняться в чести с «наихристи-аннейшим» королем Франции и «первым среди католиков» королем Испании.
Король Жуан V явно следовал в своих действиях политике «короля-солнца» Людовика XIV, стремясь положить начало золотому веку абсолютизма в Португалии, подобно тому, как это сделал Людовик XIV во Франции. В некоторой степени ему это удалось, поскольку во время его правления Португалия снискала международное признание, которого она не имела со времен короля Мануэла I и открытия морского пути в Индию. Лиссабон снова стал одним из богатейших городов Европы, но одновременно и самым населенным, и одним из самых грязных. Большая, а возможно, и наибольшая часть бразильского золота, привезенного в Лиссабон, тратилась на дорогостоящее церковное строительство и расточительные мероприятия патриархата, такие как возведение гигантского монастыря-дворца Мафра (1715–1735), соперника Эскориала и Версаля. Были более обоснованные траты на великолепные библиотеки Коимбры, Мафры и лиссабонской Коллегии ораторианцев; на картографирование некоторых районов Бразилии; на раздачу каждые две недели золотых монет бедным и нуждавшимся горожанам, которые продолжались в течение многих лет. Одним из действительно выдающихся монументов его царствования был циклопический акведук Агуаш-Ливреш (Свободные воды) в Лиссабоне, построенный между 1732 и 1748 гг. (хотя и окончательно вошедший в строй только в 1835 г.), который впервые удовлетворил потребности в воде в столице. Это замечательное сооружение было построено на деньги, полученные от дополнительного налога на производство вина, мяса и оливкового масла, предназначенного для жителей столицы и столичного района. Надо отдать должное Жуану V, что он настоял на том, чтобы церковные деятели, представлявшие в том числе избалованный вниманием монарха патриархат Лиссабона, заплатили причитающуюся им часть налога, когда они проявили обычное нежелание сделать это, ссылаясь на церковный иммунитет.
