О количестве эмигрантов из Португалии и с ее островов в Атлантике можно только догадываться, но не следует принимать на веру раздутые цифры, все еще довольно распространенные. Сомнительно, чтобы в первые два десятилетия XVIII в. в самый пик золотой лихорадки в Минас-Жерайсе за год из Португалии в Бразилию эмигрировало больше чем 5 или 6 тысяч человек. Если это даже так, довольно удивительно было слышать от некоторых королевских советников в 1715 г. благодушные утверждения, что утечка рабочих рук, вызванная эмиграцией и недавней войной, едва ли столь заметна, потому что Португалия густо населена. Пять лет спустя советники резко поменяли свое мнение, поскольку большое количество работоспособных мигрантов только из Минью вынудило корону принять декрет (март 1720 г.), резко ограничивавший эмиграцию в Бразилию. Отныне эмигрировать можно было только после получения правительственного паспорта. Конечно, этот декрет не всегда выполнялся столь строго, и перенаселенные регионы Минью, Азорских островов и, конечно, Лиссабона продолжали поставлять большую часть эмигрантов. Среди них явственно преобладали здоровые юноши, и все они уезжали за свой счет или при финансовой поддержке своих семей и друзей. Но были и такие советники, которых принимали не все, которые требовали от короля принятия более действенных и реальных планов по отправке в Бразилию уже целых семей сельскохозяйственных рабочих за счет средств короны. Один такой план был осуществлен в 1748–1753 гг., когда партии крестьянских семей были отправлены с Азорских островов в Санта-Катарину и Рио-Гранди-ду-Сул. Несмотря на то что не удалось набрать, как намечалось, 4 тысячи переселенцев, но прибывшее в район Санта-Катарины (современный Флорианополис) значительное число эмигрантов обоих полов обеспечило больший процент населения белых в сравнении с другими частями Бразилии в конце XVIII и начале XIX в.
Если золотая лихорадка в Минас-Жерайсе повлияла в значительной степени на рост эмиграции белого населения в Бразилию, то она же вызвала и рост работорговли между Западной Африкой и портами Байя, Рио-де-Жанейро и (в меньшей мере) Пернамбуку. В 1671 г. королевство Ндонго в Анголе народа мбунду не смогло одновременно противостоять давлению португальцев с запада и нападениям племени касанже королевства Имбангала с востока. Одна часть мбунду «отложилась» и основала королевство Матамба под управлением знаменитой королевы Нзинга (ум. 1663), которая долгое время противостояла и португальцам, и касанже. Старое королевство Конго распалось после поражения от португальцев в битве при Амбуиле (29 октября 1665 г.) и смерти короля Антониу I. В XVIII в. центр работорговли в Западной Африке переместился из Матамбы и Касанже в страну Лунда по реке Касаи, в то время как густонаселенная страна Овимбунду за Бенгелой все больше страдала от нападений португальских работорговцев. Эпидемия оспы 1685–1687 гг. привела к большой смертности среди племен банту Анголы, и эта демографическая катастрофа придала дополнительный импульс возрождению португальской работорговле в Гвинейском заливе, которая продолжалась все это время. Эта торговля активизировалась не в последнюю очередь благодаря потребности в рабском труде на золотых приисках в Бразилии начиная с 1695 г.
После того как голландцы вытеснили португальцев в 1637–1642 гг. с побережья Гвинейского залива, ими к этому региону на протяжении нескольких десятилетий был проявлен лишь незначительный интерес. На собственном опыте голландцы убедились, что негры предпочитают бразильский табак из Баии всем другим товарам. Они позволили торговцам, привозившим табак из Баии, приобретать рабов в четырех портах современной Дагомеи, тогда эти земли назывались Рабский берег: Гранд-Попо, Вида (называемая португальцами Ажудой), Жакен и Ала. Корабли, чьи экипажи занимались этой торговлей, должны были заходить в порт голландской Вест-Индской компании крепости Сан-Жоржи-да-Мина (Элмина) для проверки грузов и уплаты 10 %-ной пошлины на табак, привезенный ими из Бразилии, под угрозой конфискации корабля и груза, в случае невыполнения требования, кораблями Вест-Индской компании. Португальцы, естественно, всегда стремились избежать этого налогообложения, как только представлялась такая возможность. Но они сильно нуждались в рабах из Судана, которых они приобретали в Виде и которые были более сильными, чем банту из Анголы.
Более того, экспортеры находили очень выгодной эту торговлю, так как негры предпочитали третьесортный табак из Баии любому другому, и табак первого и второго сортов экспортировался только в Португалию. Этот третьесортный табак состоял из забракованных листьев высшего качества, которые сворачивали в толстую веревку, как листья других сортов, но более густо смазывались черной патокой. Подобную технологию не могли столь же эффективно применить английские, голландские и французские торговцы на побережье Гвинейского залива, несмотря на все их усилия. Монополия на этот третьесортный табак из Баии давала португальцам преимущество над всеми их европейскими конкурентами на протяжении всего XVIII в. В 1789 г. командир французского форта в Виде сообщал: «Бразильский табак лучшей крутки и более подслащенный, и весит он больше, чем наш; он приготовляется на чистом сиропе, в то время как табак, получаемый из Лиссабона, готовится на сиропе и морской воде. Он слишком быстро сохнет, и негры знают об этом». Рост торговли между Байей и Видой, несмотря на трудности, вызванные пошлинами на нее со стороны голландцев и частыми войнами между крошечными прибрежными государствами Ардра, Вида и Жакен с Дагомеей, которые имели место в 1728 г., виден из следующего факта. Если за пятилетний период 1681–1685 гг. всего 11 кораблей с грузом табака из Баии посетили побережье у Мины (Элмины), то в 1700–1710 гг. их число увеличилось до 114. Первоначально португальцы экспортировали некоторое количество контрабандного золотоносного песка из Гвинеи; первые золотые монеты, отчеканенные в Баии в 1695 г., были из золота, полученного в обмен на табак. Однако после того, как рудники Минас-Жерайса начали давать драгоценный металл, процесс пошел в обратном направлении. С этого времени бразильское золото контрабандно ввозилось работорговцами Баии в Виду, несмотря на все усилия правительства страны и колониальных властей остановить эту «утечку» и свести всю экспортную торговлю к табаку.
В письме к королю в 1731 г. вице-король граф Сабугоза подчеркивал полную зависимость экономики Бразилии от западноафриканской работорговли. Он считал, что ежегодно в Байю из Виды привозили от 10 до 12 тысяч рабов. При этом, по его мнению, их было явно недостаточно для работы в рудниках и на плантациях. Ангола поставляла от 6 до 7 тысяч рабов ежегодно, и они распределялись по квотам между Байей, Рио-де-Жанейро, Пернамбуку и Параибой. Суданцев, которые работали на плантациях сахарного тростника и табака в Баии, вскоре более или менее тайно начали поставляться на более доходные рынки Рио-де-Жанейро и Минас-Жерайса. Вице-король также утверждал, что другие потенциальные рынки работорговцев в Верхней Гвинее, Сенегале, Гамбии, королевстве Лоанго и даже на Мадагаскаре и в Мозамбике попытались использовать в качестве альтернативы уже имевшимся. Но по той или иной причине от этого пришлось отказаться, так что рабам из Виды не было замены. Семь лет спустя его преемник граф Галвеаш подчеркивал, что наилучшим источником рабов для Бразилии все еще является Вида, с точки зрения их качества и количества. Работорговля в Западной Африке часто испытывала подъемы и спады, помимо складывавшегося в тот или иной момент времени спроса и предложения. Позже объемы торговли в Виде снизились, и, по официальным данным, экспорт рабов из Анголы и Бенгелы вырос до 10 тысяч человек в год.
