Церковная юрисдикция патроната никогда решительно не оспаривалась в Португальской (Верхней) Гвинее или на островах Кабо-Верде (Зеленого Мыса) и еще меньше в Португальской Америке. Насколько был готов король Жуан V, которого рассматривают обычно как наиболее уступчивого требованиям Святого престола, отстаивать свои права патрона Бразилии, показывает его категорический отказ различным монашеским орденам иметь своих представителей в Минас-Жерайсе. Первоначально подобная политика объяснялась тем, что монахи-отступники занимались контрабандой золота в этом золотодобывающем регионе. Решительный отказ, возможно, объяснялся нежеланием короны тратить средства на содержание монастырей и новообращенных в регионе, а возможно, и намерением собрать до последней унции золота церковную десятину. На протяжении всего XVIII в. поступали жалобы на посредственные способности приходского духовенства в Минас-Жерайсе. В наибольшей степени это было виной короны, которая не осуществляла должного обеспечения этих священников из собираемой десятины. И это приводило к тому, что они требовали дополнительные деньги со своих прихожан.
Любой исследователь истории Padroado в XVII и XVIII вв. может сделать вывод, что патронат выступал чаще в виде предмета критики, чем горячих похвал сторонних наблюдателей, не важно, кто это были – французские, испанские или итальянские католики или английские и голландские протестанты. На основании всего вышесказанного вполне понятно, что критика была зачастую во многом оправданной. Но верно и то, что, когда патронат стал скорее обузой для церкви, чем ценным приобретением, были и некоторые исключения, как, например, миссии ораторианцев из Гоа на Цейлоне и миссии итальянских капуцинов в Анголе. Это была их заслуга в том, что местный клир в самое тяжелое время сохранил к ним искреннюю преданность. Среди них особо выделяется вьетнамский священник Филип Бинь, или Филипе ду Росариу. Он родился и был воспитан иезуитами в тонкинской миссии. В 1796 г. вместе с тремя своими соотечественниками он прибыл в Лиссабон просить о присылке миссионеров для просвещения своего народа под началом патроната. Это были времена французской революции и Наполеоновских войн, крайне неподходящий момент для подобной миссии. Он умер в 1833 г., так и не увидев вновь свою родину. Это был последний сторонник патроната в Индокитае; его наследие – рукописи на вьетнамском, португальском и латинском языках, составившие 23 тома, ставшие свидетельством его верности обреченному делу.
В год его смерти в Лиссабоне к власти в Португалии пришел Педро IV, либеральный монарх, противник церкви. Государство было банкротом после трехлетней гражданской войны. Дон Педро и его ближайшие соратники были уверены, что монашеские ордена обладают огромными средствами. Такое предположение не было основано ни на чем, но, несмотря на это, правительство решило конфисковать собственность всех монашеских орденов, и декрет об этом был издан 28 мая 1834 г. Отношения с Ватиканом были разорваны годом ранее и были восстановлены только в 1841 г. Но рассматривать подробно этот вопрос не входит в задачу автора книги. Единственное, о чем я хотел бы сказать особо, – это то, что и либеральная монархия, и пришедшая ей на смену в 1910 г. антиклерикальная республика, независимо от того, относились ли они враждебно или равнодушно к церкви, прилагали всевозможные усилия поддержать исторические претензии патроната, в особенности на Востоке. То же самое можно сказать и о клерикальной диктатуре Салазара, несмотря на то что столь обширные некогда территории патроната в Азии сократились до владений Макао
[33] и Португальского Тимора
[34] и до католических общин Малакки и Сингапура.
Глава 11
«Чистота крови» и «нечистые расы»
Нет недостатка в известных современных специалистах, которые уверяют нас, что у португальцев никогда не было достойных упоминания расовых предрассудков. Чего эти специалисты не могут объяснить, так это почему в таком случае португальцы на протяжении столетий придавали такое значение понятию limpeza или pureza de sangue (чистота крови), которое рассматривалось не с социальной, а с национальной точки зрения, и почему такое определение, как racas infectas (нечистые расы), так часто встречается в официальных документах и частной корреспонденции вплоть до последней четверти XVIII в. Констатация реального положения дел, хотя и неосознанная, содержится в высказывании, относящемся к 1923 г., покойного профессора Эдгара Престейджа: «Надо сказать, к чести Португалии, что, оставляя в стороне рабов и евреев, она не делала различий между людьми различных рас и цвета кожи и что все ее подданные, если они становились католиками, имели право занимать государственные посты». Поскольку негры-рабы и евреи составляли, во многих отношениях, важную часть общества в Португальской империи, это признание ученого-историка в значительной степени подрывает распространенное убеждение об отсутствии расовых предрассудков. Исторические факты свидетельствуют о том, что не только криптоиудеи и негры-рабы подвергались дискриминации, но и не все католики могли занимать государственные посты. В реальной жизни ситуация была более сложной, и она менялась в зависимости от времени и места. В теории было одно, а на практике часто складывалось совсем по-другому. Принимая во внимание важную роль Римско-католической церкви в португальском обществе, как в самой стране, так и в колониях, мы можем начать с рассмотрения вопроса о положении местного клира в Португальской Индии.
Мы уж рассказывали, как в 1518 г. конголезец, окончивший обучение в Лиссабоне, стал титулярным епископом в Утике. На протяжении нескольких столетий ни один негр больше не был рукоположен в епископы, но именно в тот же самый год появилось папское послание, в котором королевскому капеллану в Лиссабоне разрешалось рукополагать «эфиопов, индийцев и африканцев» в священники, если у них есть соответствующее образование и они обладают необходимыми моральными качествами. Это был первый шаг к формированию местного клира из индийцев, хотя только в 1541 г. было предпринято серьезное усилие для претворения в жизнь данного проекта. В этом году генеральный викарий Гоа Мигел Ваш убедил местные церковные и гражданские власти выделить средства на основание семинарии Святой веры (Santa Fe) для подготовки и обучения восточноафриканской молодежи; не принимали только молодых европейцев и смешанного европейско-азиатского происхождения.
Во главе семинарии встали иезуиты вскоре после их прибытия в Гоа, и она была подчинена их Коллегии Св. Павла. Они дали разрешение на поступление нескольких европейцев и выходцев из европейско-азиатских семей. Однако в основном это учреждение продолжало существовать только с целью подготовки катехизаторов и приходских священников для Азии, которые должны были работать в миссиях от мыса Доброй Надежды до Японии. В 1556 г. в семинарии обучалось 110 учеников, национальный состав ее был таким: 19 португальцев-европейцев; 10 мальчиков, рожденных от родителей-португальцев в Азии; 15 мальчиков евро-азиатского происхождения; 13 «малабарцев», вероятно, это были христиане церкви Св. Фомы; 21 уроженец Гоа, то есть маратхи-конкани; 5 китайцев; 5 бенгальцев; 2 бирманца; 3 банту из Восточной Африки; 1 гуджарати; 1 армянин; 5 «мавров» или бывших мусульман; 6 абиссинцев; 5 мальчиков из султанатов Декана. Поступать можно было с 13 до 15 лет. Учебный план был почти таким же, как в иезуитских коллегиях в Европе; основными предметами были латынь и богословские дисциплины. Но учащиеся должны были заниматься своим родным языком в соответствовавших национальных группах дважды в день, чтобы не забывать свой язык и бегло говорить на нем. Окончившие семинарию рукополагались в приходские священники (не в монахи), но только в возрасте 25 лет, если они не были европейцами.
