К тому времени, как португальцы решили способствовать росту рядов индийского белого духовенства, они также поняли, что не смогут покончить с древней системой каст индийцев одним ударом и что они будут вынуждены пойти с ней на компромисс. Не входя в рассмотрение сложных подразделений этой системы с ее закрытыми, наследственными и самовоспроизводящимися группами, каждая со своими характерными чертами, мы можем перечислить четыре главных подразделения. Брамины (или брахманы), или класс священников; кшатрии, или класс воинов; вайшьи, представленные купцами и крестьянами; шудры, или слуги, с «неприкасаемыми» в самом низу социальной пирамиды. Индийские священники набирались, почти всегда, из браминов, или брахманов, после того, как начиная с 1540 г. эти последние массово обращались в христианство в результате политики кнута и пряника, проводимой португальцами. Кандидатов в священники иногда давали кшатрии. Новообращенные брахманы продолжали гордиться своей кастой и национальностью. Они крайне редко брали в жены португалок и никогда не роднились с женщинами из низших слоев индийского общества. Так же и представители низших каст, становившиеся христианами, не теряли глубоко укорененного уважения к брахманам, которые старались изгнать христиан-шудр из своих церквей, и, хотя они не добились этого, шудры продолжали занимать самую заднюю часть храма, как можно дальше от главного алтаря.
Начиная с 1558 г. все больше браминов становились приходскими священниками; сменилось два-три поколения, и они уже открыто возмущались тем, что им постоянно отказывают во вступлении в религиозные ордена и они не могут занимать высоких постов в церкви. Существовали три причины дискриминации индийских священников. Во-первых, португальцы не во всем доверяли им, и потому пограничные приходы в Бардезе и Солсетте были на попечении францисканцев и иезуитов соответственно. Во-вторых, как мы уже видели, большинство португальцев с презрением относились к уроженцам Гоа, считая их слабыми, трусливыми и женственными созданиями. Подобное отношение отражено и в произведениях великого португальского романиста XIX в. Эса де Кейроша. Прозвище Canarim первоначально не имело оскорбительного подтекста, но обрело таковой к середине XVII в., его уничижительный смысл сохранился до нашего времени. В-третьих, европейские и креольские орденские священники, или по крайней мере большинство из них, были заинтересованы удержать за собой наиболее доходные места.
Браминское белое духовенство выдвинуло из своей среды выдающегося представителя, защитника своих интересов, Матеуша ди Каштру. Архиепископ Гоа отказался рукоположить его после окончания францисканского коллегиума в Рейш-Магуше, и он отправился в Рим, где его взял под свое покровительство Франческо Инголи. Посвященный в 1637 г. в епископа Хризопольского in partibus infidelium, он посвятил свой выдающийся полемический талант делу браминского священства, занимая вначале пост апостолического викария в княжестве Биджапур Адил-Шаха, а затем ближайшего советника кардиналов Конгрегации пропаганды веры в Риме, где он умер в преклонном возрасте в 1677 г. Страстные обличения Матеуша ди Каштру колониальных властей Португалии в расовых предрассудках и дискриминации, отчасти явно преувеличенные, во многом помогли убедить конгрегацию Пропаганды веры и Святой престол в том, что создание туземного клира было крайне необходимо в деле распространения христианства в Азии. Папа Иннокентий XI сказал магистру Паллу, епископу Гелиополиса и апостолическому викарию Тонкина, накануне его отъезда на Дальний Восток в 1671 г.: «Нам будет важнее услышать, что вы рукоположили одного местного священника, чем крестили полмиллиона язычников. Иезуиты крестили многих, но результаты их трудов рассеялись как дым, потому что они не рукополагали местных священников». Это было явное (и, вероятно, намеренное) преувеличение, но оно отражало возросшую обеспокоенность Рима тем фактом, что священники испанского и португальского патронатов не проявляли достаточной активности при решении поставленной им задачи – формирование местного клира. В Испанской Маниле этот вопрос был еще более запущен, чем в Португальском Гоа.
Несмотря на демонстрируемый Римом в 1671 г. энтузиазм, прошло не менее сотни лет, прежде чем хоть что-то изменилось в подчиненном положении туземного священства в Португальской Индии. Частично вследствие нехватки миссионеров в Европе, театинцы в Гоа начали принимать в свой орден индийцев в 1750 г.; но именно маркиз Помбал сделал гораздо больше для отмены церковной дискриминации индийцев, чем папы и Конгрегация пропаганды веры, вместе взятые. Первым его шагом стало обнародование знаменитого указа от 2 апреля 1761 г. В этом эдикте вице-короля Индии и генерал-губернатора Мозамбика поставили в известность, что отныне восточноафриканские и азиатские подданные Португальской империи, обращенные в христианство, по закону должны пользоваться теми же правами, что и белые подданные, родившиеся в Португалии. Поскольку «Его Величество не делает различий между своими вассалами в зависимости от цвета кожи, признавая только их заслуги». Более того, и это было нечто беспрецедентное, уголовным преступлением начало считаться обращение белых португальцев к цветным согражданам со словами «ниггер, метис и другими оскорбительными прозвищами», как это было принято. Два года спустя этот указ был опубликован вновь в более категоричных выражениях, но власти в Гоа не предприняли никаких шагов, чтобы осуществить его на практике. Прошло более 10 лет, прежде чем что-то было сделано. И это произошло благодаря тому, что индийские приходские священники в Гоа направили петицию Помбалу с жалобой на свое подчиненное положение у архиепископа и невозможность продвинуться по службе. Они утверждали, что в Португальской Индии имеется более 10 тысяч ее уроженцев (вне всякого сомнения, это была значительно преувеличенная цифра), давно готовых занять вакантные посты в капитуле при кафедральном соборе и на церковных приходах. Однако архиепископ упорно отказывался назначить кого-либо из них, заполняя все вакансии наспех рукоположенными и полуграмотными европейцами, выходцами из нижних слоев общества, или даже «нелегальными китайцами» из Макао.
Все это вызвало эмоциональную реакцию Помбала; в данном случае он поступил как просвещенный деспотический правитель. В 1774 г. новый архиепископ и новый вице-король были направлены в Гоа; им были даны жесткие инструкции по скорейшему принятию антирасистского законодательства, которое их предшественниками было положено под сукно, а также предписано отдавать предпочтение индийским священникам перед европейскими в случае равных шансов на занятие того ли иного поста. Помбал недвусмысленно сослался на классические римские методы колонизации, которые он счел идеальными для применения в португальских колониях. Дарование португальского гражданства принявшим христианство туземцам (независимо от того, кто это был – индуисты, мусульмане или буддисты) уравнивало их в правах с белыми жителями Португалии. В инструкции Помбала новому вице-королю в 1774 г. явно прослеживалось влияние идей эпохи Просвещения.
«Ваше Превосходительство должно все устроить таким образом, чтобы владетелями культивируемых земель, настоятелями приходов и миссий, государственными чиновниками и даже занимающими военные посты были большей частью местные уроженцы или их сыновья и внуки, независимо от того, светлее или темнее цвет их кожи. Кроме того непреложного факта, что они все, равным образом, вассалы Его Величества, это также согласуется с Божественными, естественными и человеческими законами, которые ни при каких условиях не позволяют людям посторонним лишать местных уроженцев возможности пользоваться плодами земли, где они родились, и препятствовать им занимать официальные должности и становиться настоятелями приходов. В противном случае это приводит к непримиримой ненависти и несправедливости, которая вопиет к небу о заслуженном возмездии».
