Из того факта, что обстоятельства и само общество изменились, ничуть не следовало, что роль муниципальных советов принизилась и стала менее влиятельной, а королевская власть по-прежнему осуществляла жесткий контроль над ними. На протяжении столетий пути сообщения были столь плохи, что провинциальные города и округа зачастую были предоставлены сами себе. Наилучшая дорога (или не самая плохая) связывала Лиссабон и Брагу и проходила через города Коимбра, Авейру и Порту. Регулярное почтовое сообщение между Лиссабоном и Порту было установлено только в 1797 г. Препятствия природного и иного характера на путях сообщения с неизбежностью вели к тому, что муниципалитеты стали более автономны в управлении, и они продолжали собирать местные налоги до 1822 г. Лиссабонский муниципальный совет, в состав которого входили высшие судейские чиновники и во главе которого с 1572 г. стоял дворянин, сохранил представительство трудового народа в лице «народного защитника» и 24 уполномоченных вплоть до 1834 г. Предположительно, потому, что Лиссабон имел большее население и значительно больший процент ремесленников, чем любой другой португальский город, представительство рабочего класса здесь всегда играло более важную роль и имело большее влияние, чем где-либо еще в стране. Соответственно, 24 представителя гильдий в Порту были более ограничены в своих действиях, и этот институт не работал между 1661 и 1668 гг., а затем был полностью отменен между 1757 и 1795 гг. по причине своих мятежных и бурных собраний.
Муниципальные советы в колониях формировались по образцу подобного совета в метрополии, но, естественно, были свои сходства и отличия. Иногда их основание датируется годом захвата или основания соответствующего города. Так было в случае с Гоа (1510), Байей (1549), Луандой (1575). Иногда совет создавали только после длительного периода роста поселения (Кашуэйра, 1698), иногда – спустя века (Мозамбик, 1763). Некоторые муниципалитеты первоначально создавали с разрешения королевской администрации в точном соответствии с правилами, принятыми в метрополии, и те, раньше или позже, требовали подтверждения своих привилегий и устава, которые часто были точной копией того или иного португальского муниципалитета. Поэтому Гоа получило привилегии Лиссабона; Макао – Эворы; Байя, Рио-де-Жанейро, Луанда и многие другие поселения – Порту. Непонятно, почему чаще всего были востребованы привилегии Порту. Ведь если посмотреть отпечатанное издание 1611 г. под названием Privilegios dos Cidadaos da Cidade do Porto («Привилегии граждан города Порту»), видно, что они полностью идентичны, в том числе и текстуально, привилегиям Лиссабона. Представительство рабочего класса также менялось от места к месту. В муниципалитете Гоа, который был точным подобием лиссабонского, вплоть до второй половины XVIII в. было значительное количество представителей трудового люда. Они обладали правом голоса на заседаниях муниципального совета и имели статус «дворян на время». В Макао, как и в Эворе, никогда не было никаких представителей от рабочих; в Баии juiz do povo и procuradores dos mesteres были в совете только с 1641 по 1713 г.
Состав совета, то есть число депутатов, отсутствие или присутствие королевского судьи и т. д., менялся в зависимости от величины и важности муниципалитета. Короче говоря, во всем служил образцом муниципалитет метрополии, и ему старались следовать во всем. Например, городской совет Малакки, к тому моменту, как ее в 1641 г. после 130 лет португальского правления захватили голландцы, имел следующий состав: три муниципальных советника, два мировых судьи, поверенный и секретарь. «Все они были почтенные белые горожане», место председателя совета по очереди занимали советники, сменяя друг друга каждый месяц. Один советник исполнял обязанности казначея, к нему поступала треть от всех налогов и акциз на арак; эти средства шли на поддержание в должном порядке городских укреплений и другие общественные работы. Совет устанавливал цены на все продукты, контролировал соответствие норме мер и весов, был ответственен за состояние здравоохранения и санитарное состояние в городе. Казначей получал ежегодно оклад в 500 крузадо из муниципальных фондов, однако труд других советников не оплачивался, но они получали вознаграждение в 50 крузадо «для приобретения новой одежды» для встречи праздников Рождества, Пасхи и Тела Христова. Советники имели право суда первой инстанции и апелляции к местному королевскому судье. Поверенный был, как и все, выборным чиновником, но ему выплачивалось ежегодно 500 крузадо, так же как и секретарю, который занимал свой пост в течение трех лет. Подчиненные официальные лица были представлены двумя инспекторами мер и весов, которых выбирали каждый месяц из среды наиболее респектабельных горожан и которые служили, не получая жалованья, и попечителем сирот, служившим три года (без зарплаты). Подобный состав совета во многом подобен аналогичному совету города соответствующей величины в Португалии.
Что касается классового и национального состава колониальных муниципалитетов, вполне понятно, что требования «чистоты крови» не могли жестко соблюдаться в таких местах, как Сан-Томе и Бенгела, где белые женщины не появлялись столетиями. Невозможно было также заставить чиновников муниципалитета в таких местах, как Сан-Паулу и Макао, избегать близкородственных связей и ведения общих дел, когда незначительное белое местное население было вовлечено в подобную же деятельность. Имеется свидетельство, что в 1528 г. губернатор Сан-Томе получил выговор от королевской администрации за то, что препятствовал выбору мулатов в городской совет. Ему было замечено, что эти состоятельные люди и главы семейств имеют полное право состоять на муниципальной службе. То же самое можно сказать и о большинстве муниципалитетов в Западной Африке, за исключением Луанды, по крайней мере вплоть до XVIII в. Белые люди редко долго жили в Западной Африке, и подавляющее большинство представителей обоих полов спустя несколько поколений имели такой внешний облик, будто по ним «не раз прошлись кистью для дегтя». На протяжении почти всего XVII и всего XVIII столетий Сан-Томе пребывал в состоянии хронической анархии, когда раздираемое противоречиями общество имело тенденцию превратиться скорее в подобие африканского, чем европеизированного.
Однако повсюду сохранялась тенденция поддерживать доминирование белого (европейского) элемента как можно дольше. Этого удалось добиться в таких местах, как Байя и Рио-де-Жанейро, где был постоянный приток белой крови из Португалии каждый год, а местная аристократия плантаторов-сахарозаводчиков была укоренена в местной почве. То же самое утверждение было справедливо для Гоа и Макао на протяжении 200–300 лет, несмотря на то что гораздо меньшее число белых женщин отправлялось в Азию, чем в Бразилию. В обоих этих местах и, несомненно, в большинстве других поселений Азии и Африки эмигранты-мужчины из Португалии (reinois) заключали браки с местными женщинами смешанного происхождения. Затем их дочери выходили замуж преимущественно за португальца-европейца (reinol), зачастую низкого происхождения. Подобные браки продолжались на протяжении нескольких поколений, тем самым гарантируя португальцам господствующее положение в местной элите, особенно когда reinol-отец мог внести имя своего reinol-зятя в списки для выборов в муниципальный совет и члены братства. Грегориу де Матос Герра, поэт-сатирик и писатель, уроженец Баии (но получивший образование в Коимбрском университете), оставил нам свои знаменитые стихи, в которых говорилось о том, что это стало правилом в городе Спасителя (Салвадор) в конце XVII в. Недавние исследования социальной структуры муниципалитета и братства милосердия в Баии показывают, что местные «сильные мира сего» (poderosos) были представителями семейных кланов плантаторов и сахарозаводчиков, чьи поместья располагались на плодородной равнине (Reconcavo) в окрестностях Салвадора и по берегам залива Всех Святых. Купечество (среди которого преобладали уроженцы Европы) обрело равные права с плантаторами только в 1740 г. Во второй половине XVII в. и первой половине XVIII в. муниципальный совет Рио-де-Жанейро пытался при всяком удобном случае обеспечить членство в нем только для местных уроженцев Бразилии, намеренно исключая из совета купцов-португальцев, даже если они имели бразильских жен с высоким положением в обществе. Уроженцы королевства постоянно протестовали и апеллировали к короне, которая приняла их сторону, что подтверждали королевские указы 1709, 1711 и 1746 гг. В них было заявлено, что поселившиеся в Рио эмигранты из Португалии, которые были «зажиточны, рассудительны и добропорядочны», должны быть внесены в избирательные списки наравне с местными уроженцами, получившими доступ к должности. Необходимо, однако, сказать, что утверждение Жилберту Фрейре об особой значимости негритянского происхождения для бразильцев не имеет оснований. Наоборот, в Бразилии существовали строгие дискриминационные законы в отношении чистокровных негров в течение всего колониального периода, по крайней мере в вопросе членства в муниципалитете. Светлокожие мулаты имели возможность карьерного роста в обществе в некоторых районах, таких как Минас-Жерайс, но очень сомнительно, что они когда-либо становились советниками муниципалитета в Баии и Рио-де-Жанейро.
