В муниципальной администрации длительное время существовало также предвзятое отношение к «новым» христианам. Король Мануэл, как мы уже видели, несмотря на насильственное обращение евреев в христианство в 1497 г. в его правление, впоследствии постарался сделать все возможное, чтобы интегрировать их в португальское общество, запретив все виды дискриминации по отношению к новообращенным. Так, в 1512 г. он издал указ, что один из 4 уполномоченных от мастеровых в муниципальном совете Лиссабона должен быть из «новых» христиан. Частичный запрет был наложен на занятие муниципальных постов «новыми» христианами в Гоа в 1519 г., но было оговорено, что он действовал только в исключительных обстоятельствах. В 1561 г. муниципалитет Гоа отправил королеве Екатерине (Каталине) прошение издать указ, который строго воспретил бы «новым» христианам занимать любые посты в муниципальном совете. Королева-регент в своем ответе (14 марта 1562 г.) отклонила ходатайство из-за «возможного скандала, который может вызвать» этот указ. Но при этом заметила, что муниципальный совет и вице-король должны действовать втайне и согласованно, чтобы не допустить избрания подобных нежелательных людей. В 1572 г. гильдия ювелиров Лиссабона все еще избирала своих представителей «новых» и «старых» христиан по принципу «пятьдесят на пятьдесят». После восшествия на престол в 1580 г. испанских Габсбургов запрет на официальное занятие постов в муниципалитете (и не только) «новыми» христианами стал более жестким и абсолютным; но запрет часто нарушался в отдаленных колониальных поселениях, куда устремились марраны, спасаясь от преследований инквизиции. В 1656 г. советники муниципалитета Луанды напомнили монарху, что «со времен Филиппа, короля Кастилии» закон запрещал «новым» христианам служить в муниципалитете или в магистратуре. Они предположили, что тем не менее крипто-иудеям все же удалось проникнуть на официальные посты после отвоевания колонии у голландцев в 1648 г., и потребовали «неукоснительного соблюдения» антисемитского закона. Мы уже говорили о том, что испанские иезуиты считали, что уроженцы Сан-Паулу в Бразилии имели большую примесь еврейской крови, но это было явным преувеличением. В целом в Бразилии запрет на занятие должностей «новыми» христианами начал строго соблюдаться где-то с 1633 г., хотя отдельные представители марранов и могли продолжать служить в некоторых бразильских муниципальных советах после этой даты. Но я не могу припомнить хотя бы одного примера за все последующее столетие, указывающего на существование советников подобного происхождения в Гоа и Макао.
Среди характерных особенностей, свойственных как колониальным, так и муниципальным советам Португалии, были их немыслимые траты на празднование официальных церковных праздников и дней памяти святых покровителей. Это вело к тому, что не оставалось достаточно средств на ремонт дорог и мостов и проведение других общественных работ. Лиссабонский муниципалитет оказался на грани банкротства в 1719 г. после празднования святого дня Тела Господня, на чем настоял король Жуан V. Муниципалитет Гоа неохотно согласился на сокращение количества религиозных процессий в 1618 г., когда уже стало невозможным поддерживать столь дорогостоящие мероприятия после того, как голландцы и англичане нанесли такой урон португальской торговле в Азии и экономика города оказалась в упадке. Финансы совета еще больше истощились в результате долгосрочных контрибуций, которыми его обременила корона. Деньги шли на приданое Екатерины Браганса по случаю ее бракосочетания с Карлом II и оплату издержек при заключении мирного договора с Объединенными провинциями. Этот двойной сбор, получивший наименование Dote de Inglaterra е paz de Holanda, должны были уплатить на пропорциональной основе одновременно муниципалитеты в самой стране и в ее колониях. Одна Байя в 1688 г. платила сумму в 90 тысяч крузадо. Едва в 1723 г. был уплачен последний взнос, как был введен еще один налог, иносказательно названный donativo, то есть «свободный дар». Деньги были нужны для заключения в 1729 г. брака между представителями португальского и испанского правящих королевских домов. Срок его уплаты был растянут на 25 лет. И вскоре после того, как были выплачены необходимые суммы, от муниципалитетов Бразилии снова потребовались деньги в качестве помощи на восстановление Лиссабона после землетрясения 1755 г. Ежегодные выплаты все еще продолжались и 70 лет спустя, когда Бразилия уже получила независимость.
Дополнительную нагрузку на бюджет основных колониальных муниципальных советов (Гоа, Баии, Рио-де-Жанейро и других городов) представляли займы для ведения монархом боевых действий на суше и на море. Эти займы редко погашались полностью, часто имели место лишь символические выплаты. Классическим примером является история займа, предоставить который потребовал от Гоа дон Жуан де Каштру в 1547 г. для оказания помощи Диу. Его клятвенное заверение в том, что он будет погашен, в этот раз оказалось полностью выполненным. Муниципалитет Гоа предоставил большую часть денежных средств на нужды экспедиции, разграбившей город-крепость Джохор-Лама в 1587 г., для армады, освободившей Малакку от голландцев в 1606 г., и для армады, снявшей осаду Ачеха с Малакки в 1629 г. На другом краю империи муниципалитет Рио-де-Жанейро собрал 80 тысяч крузадо в качестве «безвозмездного дара» для флота, которым командовал Салвадор Коррейя де Са-и-Бенавидиш. Последний отвоевал в 1648 г. Луанду у голландцев, тогда как правительство в Лиссабоне направило 300 тысяч крузадо на эту цель, но только в качестве займа. Рио-де-Жанейро и Байя впоследствии щедро выделяли в виде займов и дарений деньги на снаряжение экспедиций с целью освобождения Сакраменто в устье Ла-Платы от испанцев в 1680–1770 гг. Муниципалитет Баии в 1699–1700 гг. даже сделал пожертвования на строительство военного корабля с командой в 300 матросов для освобождения Момбасы, которую осаждали в то время оманцы, хотя действия в Восточной Африке не приносили непосредственной пользы Бразилии, в отличие от Анголы.
Колониальные муниципалитеты были также ответственны, полностью или частично, за снабжение продовольствием и обмундированием гарнизонов в своих городах, за строительство и поддержание в надлежащем состоянии крепостных укреплений, а также за снаряжение прибрежных флотилий, боровшихся с пиратами. Если принять во внимание все эти необходимые и чрезвычайные расходы, неудивительно, что зачастую муниципалитеты едва сводили концы с концами и, как правило, были постоянно в долгах. Поскольку траты на церковные празднества, на армию и флот превышали все другие расходы, ремонтом дорог и мостов, прокладкой канализации занимались от случая к случаю, и все это коммунальное хозяйство пребывало в запущенном состоянии. Такое наплевательское отношение к общественным работам усугублялось еще и тем, что дворяне и священство часто отказывались платить свою часть муниципальных налогов. Одни ссылались на аристократические привилегии, другие – на право клира не платить подати. Эти привилегированные классы просто игнорировали все требования, предупреждения и просьбы муниципалитетов. Из официальной переписки видно, что почти все муниципалитеты, включая лиссабонский, постоянно жаловались на эту проблему. Только в столице королевская администрация время от времени вмешивалась в дела муниципалитета, поддерживая его требования строгого соблюдения медицинских предписаний, но это помогало ненадолго. Только когда случалась серьезная эпидемия, как это было с Байей, которую в 1686–1687 гг. посетила желтая лихорадка, «сильные мира сего» вспоминали о предупреждениях муниципального совета. Но не успевала беда уйти, как они вновь возвращались к своей прежней политике обструкции и отказа от сотрудничества.
