Андрей так долго молчал, что я почувствовала себя неловко и, чтобы прервать молчание, сказала:
– Хотите, сходим куда-нибудь?
Андрей сказал – да, завтра вечером, потому что потом он не сможет.
– Куда пойдем? – спросила я.
– Э-э… все равно.
– Завтра в Филармонии хороший концерт, – с вопросительной интонацией проговорила я, чтобы оставить ему путь к отступлению – вдруг он согласился просто из вежливости и уже раскаивается…
– Я могу не раньше восьми часов.
Что значит «я могу»? Не думает ли он, что каждый назначает концерты на удобное для него время?
– Но Филармония как раз в это время не может.
– Хм… – вздох, небольшая пауза. – В шесть часов… – большая пауза, вздох-… возле вашего дома. Хм… До свидания.
Филармония – единственно правильное решение для встречи с Андреем, потому что:
1. Пусть не думает, что если я охочусь за высокопоставленными чиновниками, то у меня совсем нет культурных запросов.
2. Так ему и надо. Мог бы и сам что-нибудь предложить, вот у Романа всегда было множество идей…
Вечером сказала Алене, Ольге, Женьке и Ирке-хомяку, что воспринимаю это не как свидание, а как встречу обвиняемого со свидетелем в рамках процессуальных отношений. У такого роскошного небрежного красавца наверняка куча женщин. Согласились все, кроме Ирки-хомяка.
– Ничего, подождет его куча, – сказала Ирка.
– Может быть, я напрасно ею немного пренебрегаю и не считаю ее самой умной из моих подруг?
6 апреля, пятница
Вышла из дома в шесть часов три минуты (всегда хорошо немного опоздать). На улице около моего дома никого не было (но что значит никого? Было много разных людей, среди которых я и стояла, озираясь по сторонам, как дура, на свидание к которой никто не пришел).
Приняла решение спрятаться в магазине «24 часа» и наблюдать через стекло.
Не могу сказать, что я очень обиделась на него за опоздание, потому что с самого начала не рассматривала все это безобразие как свидание, просто думала, – вдруг у нас будет такой романтический вечер – сначала мы посидим в кафе, потом пойдем в Филармонию, и, может быть, он возьмет меня за руку, как в пятом классе.
Черный «лэндровер» появился в шесть двадцать две. Я для приличия купила шоколадный батончик и, подождав еще три минуты, направилась к машине.
– Выпьем кофе? – предложила я. – Где?
Андрей пожал плечами – где хотите.
В «Кофесоле» он заказал двойной «эспрессо», а я «капучино» и толстенький пирог с черникой (хотела еще с малиной и пирожок с сыром, но постеснялась).
Только мы расположились за столиком и я улыбнулась Андрею светлой и задумчивой улыбкой, как в его кармане зазвонил телефон.
– Я тебе… (неразб.)… сказал, чтобы… ррр… – сердито рычал он, – а ты… ррр… (неразб.).
Я спокойно пила кофе и, не проявляя никакого нетерпения, ждала, когда же он решит свои наболевшие вопросы и мы начнем беседовать о том о сем.
Наконец Андрей закончил рычать, и я встрепенулась и сказала:
– А… – но телефон тут же зазвонил снова.
– У меня вагоны стоят… – тихим страшным голосом орал он, – ты, твою мать… – дальше опять неразборчиво, шепотом, отвернувшись и прикрыв рот рукой, но я обо всем догадалась.
Задумчиво курила и делала вид, как будто мы сто лет знакомы или даже мы семья: муж – бизнесмен – где присядет, там заодно и поработает, а жена – писатель и здесь, в кафе, наблюдает жизнь и раздумывает над сюжетом.
…Обидно мне, очень обидно! Андрей так и не сказал мне ни слова, а все только другим своим знакомым… Зачем он тогда пригласил меня в Филармонию?
Решила, не буду обижаться, в конце концов, для настоящего мужчины вагоны важнее, чем я, к тому же я не глупенькая девочка и могу самостоятельно занять себя. Например, сейчас, пока он орет в телефон, я могу подумать – женат ли он? Или нет?
Есть такой краб, у которого одна клешня деликатес, а другая так себе, ерунда. Охотники за крабами отрезают у него деликатесную клешню и бросают краба обратно в море. Этот краб-дурак прячется в укромном местечке и отращивает новую клешню. Нет, чтобы по-умному отсидеться – так он снова ловится, и охотники опять отрезают у него деликатесную клешню…
Вот так и я – с большим трудом отрастила новую клешню, и больше ни за что не поймаюсь. Я не какой-нибудь краб-дурак, чтобы еще раз иметь дело с женой и фальшивой тещей!
Как это печально, если он все-таки женат… Это как будто тебе пять лет и ты тянешь лапку к кукле, а она чужая, тогда тянешь лапку к другой – и она чужая, не твоя, и эта, и эта… А где же тогда твоя?! То есть моя…
Задумавшись о жизни крабов, я не заметила, что Андрей разговаривает, то есть орет, уже минут десять. Почти что окончательно решила – сейчас встану и покину этот романтический ужин. Тем более, нам уже пора в Филармонию.
– Мы в концерт опаздываем, – сказала я, в надежде, что он улыбнется.
Но он не улыбнулся. Не отрываясь от телефона, Андрей заплатил по счету, и мы поехали на концерт.
В Филармонии совершенно особая атмосфера – островок другой жизни.
Я все детство промучилась в этом зале, конкретно в четырнадцатом ряду. А если человека ребенком заставляли что-то делать, и он ужасно это ненавидел, но был маленький и еще не умел бороться, то потом, когда человек вырос и уже никто не может его заставить, человек почему-то уже сам делает это… Именно по этой странной причине я продолжаю ходить в Филармонию, тем более у меня там есть мои филармонические старушки, все те же – в белых блузках и серебряных прическах. Я была маленькая, а они уже были такими. И еще у них – лица. Лица людей с того самого островка другой жизни.
Так, произошла небольшая осечка. Я думала, что в первом отделении Бах – он мелодичен и каждый может его пережить. А со второго отделения я собиралась, так уж и быть, уйти, – во втором отделении будет концерт для виолончели с оркестром какого-то неизвестного мне Шохата. Но все почему-то поменяли местами, и сейчас будет этот Шохат.
Сверившись с программкой, я поняла, что Шохат еще живой и даже немного моложе нас. Он может быть не так безобиден, как Бах. И еще будет вокал; подозреваю, что Андрей равнодушен к вокалу.
* * *
Играли концерт для виолончели с оркестром Шохата. Я искоса наблюдала за Андреем – по-моему, ему нравится. Во всяком случае, глаза закрыты. Настоящие меломаны всегда слушают музыку с закрытыми глазами.
Ой! Я испуганно вздрогнула. Сопит! И еще, кажется, прихрапывает на вздохе! Что делать?! Нет, так бы ради Бога, устал человек, и пусть спит, но вот только две тетки впереди… они оглядывались и шипели. Я сделала вид, что он не со мной.
