Идеально уложенные светлые волосы, на которых ни намёка на седину. Аккуратно выглаженный костюм от дорогого бренда. Лакированные туфли. Дизайнерские очки. Если посмотреть на этого мужчину, то никогда не скажешь, что ему больше сорока. Он как всегда идеален, но только снаружи.
– Какого. Блять. Хрена.
Мерзкая улыбка спадает с лица, звонко рухнув на пол.
– Зайди в дом.
– Нет.
– Что значит, нет? – обманчиво спокойно говорит он, но его глаза говорят сами за него.
– То и значит. Если ты сейчас же не объяснишь мне, какого хрена ты солгал мне, я улечу обратно, и ты меня больше не увидишь.
– Послушай сюда, девчонка. Ты сейчас же заходишь в дом, проходишь со мной в мой кабинета, садишь свою задницу на стул и слушаешь меня внимательно, а иначе я звоню Робу и тебя не выпустят из страны, пока я этого не захочу, а я, поверь мне, не захочу этого очень долго. Так что выбирай, чем всё закончится.
Скрепив руки за спиной, он уходит в дом и исчезает в коридорах.
Что тут сказать? У меня не остаётся выбора и, скрепя зубами, я следую за ним.
Ничего в доме не изменилось. Все те же мраморные полы, стены из Белого камня, на верхушках которых узоры из настоящего золота, белая мебель, стеклянная огромная люстра. Это все тот же красивый замок с гнилью в стенах. Я шумно шагаю к кабинету и распахиваю дверь из настоящего дерева. Здесь также ничего не изменилось. Несмотря ни на то, что я часто бывала в кабинете отца. Здесь он каждый день по вечерам и утрам давал мне указания, как я должна себя вести. И это были самые ненавистные часы в этом доме.
Отец уже сидит за своим кожаным креслом и нахально смотрит на меня. Окинув меня пренебрежительным взглядом, он указывает рукой со стаканом виски на кресло рядом. Я сажусь на него, и он, наконец, заговаривает, хотя лучше бы молчал.
– Выглядишь отвратительно. Надеюсь, тебя никто не видел, – с отвращением произносит он и опрокидывает в себя стакан, а затем наливает ещё, – будешь?
– Ни за что.
Он скучающе закатывает глаза и отпивает виски.
– Ну конечно, давай, солги мне, что ты не пьёшь. Я знаю, чем занимаются девушки твоего возраста.
– Ну и чем же? – неужели этот ублюдок будет говорить мне сейчас все это дерьмо.
– Спят с мужиками, сосут члены, бухают, рожают, делают аборт, выкидывают детей в детдом.
– Хватит. Это бред. Я не занимаюсь ни чем таким.
– Ну да. Так я и думал. Мерзкая лгунья – Грейс Мелтон. Позоришь фамилию, девочка, – он зевает и ставит пустой стакан на стеклянный стол, – теперь поговорим о твоей учёбе.
– Нет, – перебиваю его, – мы поговорим о том, что ты не хуже лжец, чем я.
– Да ты что? – наигранно вздыхает он.
– Отец, зачем весь этот цирк?
Нет смысла во всём, что я говорю, ведь он не воспринимает буквально ничего.
– Затем, что завтра Рождество, и я хотел видеть свою дочь. Это же всё-таки праздник. Фу, блять, я говорю, как один из тех бедных, с которыми ты возишься. Мерзко-то как, – хохочет он и расстегивает рубашку, чтобы вздохнуть волной грудью. Должна сказать, что его тело всегда было на высшем уровне. Он был тем самым отцом, за которыми бегают сотни девушек и крадут из семей.
– Тебя никогда не волновало то, что это праздник. Когда мы вообще отмечали Рождество?
Его глаза смеются.
– Моя дочь. Ты и в самом деле моя дочь.
– А ты сомневался?
– Не огрызайся.
– Конечно, – закатываю глаза и расстилаюсь на кресле. Сон уже стучит в моё сознание.
Но внезапная серьёзность отца будит меня.
– Это Рождество станет другим. Следующий год станет годом семьи Мелтон. И в главной роли – ты, дорогая.
– О чем ты? – хмурюсь я. Что он задумал?
– Ты всё обо всём узнаёшь, но завтра. А сейчас иди в свою комнату.
– Моя комната в квартире Диего, – недовольно бурчу я.
– Что? – лениво спрашивает отец. Ему наплевать. Это просто шаблонный вопрос.
– Ничего. Я зайду к матери проверить её.
– Она спит. Увидитесь завтра. А теперь иди, я хочу провести время наедине с собой и своими гениальными мыслями.
Так я и делаю. Оставляю его наедине с самим с собой, а сама поднимаюсь в свою бывшую комнату. Но как только открываю злосчастную дверь, то роняю сумку.
Это должно быть шутка. Она не может быть здесь. Я щиплю себя, но эта боль гораздо лучше той, что доставило мне её появление. Она реальна. Её светлые волосы все так же не вьются, в отличие от моих, которые переняли черты отца. Зелёные глаза, словно мои, смотрят на меня с тоской. Она кусает нижнюю губу, как делала всегда, когда нервничала. Она встаёт и медленно приближается ко мне, и я замечаю, насколько она выросла. Она уже не та девушка, которую я видела пять лет назад. Пять лет назад я видела ее последний раз. А сейчас она идёт ко мне.
– Отошла, – шиплю я не своим голосом. Никаких слёз, одна ненависть.
Она дёргается и, слава Богу, останавливается. Я вижу, как пульсирует её артерия, как она дрожит, но ни капли жалости не испытываю к ней. Она не заслуживает этого.
Иви заправляет прядь за ухо, будто пытаясь хоть чём-нибудь занять свои руки. Пусть лучше займёт свои ноги и уйдёт нахрен отсюда.
– Привет, Грейс, – в тон мне хрипит она. Даже её голос дрожит. Но он всё также ласкает мне уши, за что я даю себе мысленно пощечину. Никаких соплей. Никаких. Не из-за этой суки. Не сейчас. Не сегодня. Никогда.
Я игнорирую её.
– Ты должна поговорить со мной. Мы должны, – уговаривает она. Она тянется ко мне рукой, чтобы коснуться, но я бью ее по руке.
– Не трогай, блять, меня. Никогда не смей трогать меня, – рычу я ей в лицо, когда она становится ещё ближе.
– В чём твоя проблема? Мы не виделись пять лет. Да, я оставила тебя здесь. Но ты ничего не знаешь. Ты не знаешь ничего из того, что мне пришлось пережить. Ты не знаешь причину моего ухода и последствия. Так что прекрати строить из себя обиженную маленькую девчонку.
Ярость распирает меня. Это было последней каплей моей сдержанности.
– Заткнись, ты блять либо заткнешься, либо я сломаю твою шею, Иви. Это ты ничего не знаешь. А я-то как раз все знаю. Знаю, что ты кинула меня в этом аквариуме с пираньями, а сама смылась с этим ублюдком.
– Не называй его так, – предостерегает она.
Плевать. Я буду называть его так, как хочу.
– Это моя комната и здесь я устанавливаю правила. Так что выметайся. Наш разговор окончен.
– Нет, не окончен.
– Нет, окончен. Блять, выйди, я сказала.
– Грейс, я не выйду, пока мы не поговорим. Я ошиблась с тем, что не рассказала тебе. Но тебе было всего тринадцать.
