– Ты – самая настоящая идиотка. Да ты… Господи, я даже не могу подобрать слов, как тебя назвать. Сука!
– Спокойно, я всё объясню. Только позволь мне увидеть его, – я едва касаюсь её руки, но Мария тут же отдергивает её.
С любой другой я бы развернулась и ушла – не хочешь, не надо. Но не с Марией. Она болеет, и я не могу вести себя с ней жестоко. Но тут же всю жалость съедает воспоминание.
– Засунь в задницу свою жалость, Грейс! – кричит Мария, сверля меня взглядом. Кажется, ещё секунда, и она стукнет меня виском о ближайший острый угол.
– Я… я не…
– Что ты? Что ты, Грейс? Считаешь меня сумасшедшей? Больной? Не здоровой? Не такой, как все? Психопаткой?
– Я не жалею тебя!
– Хочешь сказать, что ты не можешь разорвать со мной дружбу, из-за болезни, потому что не знаешь, как это сделать? Потому что думаешь, что я вдруг стану сумасшедшей и убью тебя?
От её слов, тело парализовало, но через секунду я вырвала себя из дерьма. Она – моя подруга, самая настоящая, не ищущая своей выгоды, не пытающая поцеловать мой зад при каждом удобном случае, и, кажется, она заочно ненавидит мою семью больше меня, хотя ничего не знает.
– Что ты несёшь, Мари? – не выдержав, закричала я, сделав шаг в её сторону и ткнув пальцем в её грудь, – мне плевать, что у тебя там: биполярное расстройство, раздвоение личности, шизофрения, сдвиг по фазе или чего похуже! Плевать, блять! Это не меняет ничего! Ты останешься моей подругой! Да я скорей сама приобрету твоё биполярное расстройство, чем откажусь от тебя! Не смей говорить, что мне жаль, потому что мне не жаль!
Мария замерла, хлопая глазами, она открыла рот, словно я сказала что-то из ряда вон выходящее.
– Я люблю тебя со всеми твоими задвигами, потому что я сама сумасшедшая! – выдохнула я, но уже без крика, сварливости или ярости. Я говорила то, что чувствовала, а чувствовала я то, что мне плевать на всё, потому что рядом со мной настоящая подруга, а не сука.
В следующую секунду, руки Марии обвились вокруг моей шеи, но я и не думала, что она хочет задушить меня. Обняв её в ответ, я улыбнулась и облегчённо выдохнула. Хоть что-то я сделала правильно.
Возвращаясь из минутного помутнения, я, проморгав глазами, смотрю на подругу перед собой.
– Уж потрудись объясниться, – зло пыхтит она, и следующие десять минут я рассказываю ей обо всём, что со мной приключилось за неделю моего отсутствия.
Рассказываю и про первый день в Лондоне, умалчивая причину моего гнева на Иви, затем рассказываю про Рождество, Арчера, моего отца и несколько дней в компании Остина, Иви и Ноа. Все это время она молча слушает меня, а в конце ахает.
– Офигеть! Ты просто обязана рассказать всё Диего. Он не находил себе место все это время, Грейс.
– Что? Правда? – смущённо спрашиваю я.
Пусть это будет так. Пусть ему будет не хватать меня так же, как и мне его. Сердце затрепетало и медленно начало плавиться, но я быстро собрала эти подтёки воедино, потому что впереди встреча с человеком, которого бросила на несколько дней без всякого предупреждения.
Она ухмыляется.
– Ну, конечно, мой брат делал вид, что ему плевать. Но я-то видела, как он страдает. Да там только слепой бы не увидел. И ты сейчас тоже в этом убедишься.
Затем она отвозит меня куда-то далеко от самого Принстона и оставляет около бара с неоновой вывеской. Выдохнув, я ползу внутрь, услышав визг шин Марии, которая предварительно пожелала мне той удачи, которой не существует, потому что хорошо знает своего упрямого брата. Она убедила меня в том, что Диего приехал на машине и сможет отвести нас обратно, когда мы помиримся. Но что-то мне подсказывает, что всё будет далеко не так. У меня даже есть подозрения, что я могу пойти пешком.
Я ползу вдоль стоек, оглядываясь на каждого парня в чёрной одежде и пытаясь найти моего горячего Фуэнтеса. У меня дрожат руки, а сердце давно сказало мне «пока». Но всё это кажется цветочками, когда мой взгляд встречается со взглядом Диего. И чёрт возьми, он реально плохо выглядит. Чёрные волосы спутаны, как птичье гнездо. Щетина, словно он забыл, что такое бритье, в какой-то степени напоминает Ноя, построившего ковчег. Чёрная футболка помята, под глазами синяки, а губы лишены привычного красноватого оттенка. Я тянусь к нему, но он даже не шевелится.
– Мелтон, – в пустоту говорит он и едва заметно улыбается, – я знал, что ты сведёшь меня с ума. Теперь я в этом убедился. Пошла вон, гребаная шиза!
– Боги, Фуэнтес, ты ударился что ли? Какая к чёрту шиза? Эта всё та же Грейс, которая обожает твой пылкий нрав, заставляет твой член танцевать и сносит сучку-Бейкер с ног. Давай, прикоснись ко мне.
Он морщится, как от чего-то противного, и это задевает меня. Неужели он совсем забыл меня за это время? Но слова Марии находят свой отклик в душе, вновь даря надежду.
– Где ты была? – глухо спрашивает он.
Я рассказываю ему всё то, что говорила Марии, но если та с бурей эмоций обрушилась на меня, то Диего, словно мёртвый воробушек, смотрит на меня и всё. Ноль действий. Ему совершенно плевать или он больше не может дать тех эмоций, которые давал раньше?
– То есть ты была в Лондоне? Встретилась со своим бывшим?
– Это всё, что ты услышал из моей тридцати минутной речи?
Он хмурится и встаёт из-за стойки.
– Я, блять, переживал за тебя. Я не мог найти себе, чёртово место, беспокоился на счёт того, что я чем-то обидел тебя. Рвал волосы на голове, бухал всю эту проклятую неделю. А ты была в сраном Лондоне и кайфовала со своим бывшем болтом? Да ты угараешь надо мной.
– Ты все преподнёс не так…
Губы Диего дёргаются в улыбке, и я уже было делаю шаг в его сторону, чтобы коснуться скулы, скрывающейся под жесткостью щетины, но улыбка Диего перерастает в оскал. Он начинает не просто смеяться, он начинает нервно и исторично хохотать в припадке, от чего холодок пронзает каждую частичку тела и души. Это дерьмово. Это очень и очень дерьмово, потому что таким я ещё не могла его наблюдать.
– Заткнись! Просто заткнись, – он идёт к выходу из бара, накинув резко куртку на плечо.
Мне ничего не остаётся делать, и я следую за ним. Точней, я бегу за ним, потому что идиотка тут только я. От совершённой ошибки, мне хочется падать в его ноги, но какая-то капля гордости не позволяет это сделать, потому что я всё рассказала, даже про Арчера, которого хотела исключить из истории.
– Ты говорил, что кто-то должен быть мудрым в отношениях, Фуэнтес! – стуча зубами от резкого ударившего в лицо холода, верещу я, обнимая себя руками, – ты говорил, что…
– Что, Грейс, что я говорил? – с вызовом, небрежно кидает он, повернувшись в мою сторону, но продолжая пятиться назад, пока я застыла под козырьком кафе.
