Через какое-то время, одежда вновь закрывает наши тела, но до пояса, потому что верх остается мокрым, да и низ тоже, по этой причине пара джинс, водолазка и футболка висят на батарее, пока мы в нижнем белье делаем глупые рисунки. В итоге некоторые позы из камасутры красуются на листочках, а мы глупо хихикаем. Комната Джареда тёмная: стены выкрашены в чёрный цвет, но, несмотря на это, всё выглядит довольно стильно, хотя бьюсь об заклад, что когда-то тут висели плакаты из плейбоя. Ставя каждый раз новый рисунок, мы фотографируем и отправляем ему, после которых Том пишет сообщение: «Мы ни в чём себе не отказываем». Кучка бывших художеств, летит в мусорное ведро после своей фотосессии, а Том убегает вниз, потому что по пустым стенам разнесся дверной звонок. Я же не могу себе отказать в любопытстве и узнать брата Тома получше.
Как только открывается первый ящик, я мысленно даю себе пять и улыбаюсь, потому что там нахожу плакаты. Не знаю, когда Джаред их весил, если они переехали тогда, когда ему было семь лет, но стопка полуголых девушек сейчас прямо перед моими глазами. Разве только по приезду, но сомневаюсь, что ему нужно рукоблудничать, он не показался мне зажатым мальчиком и ботаном, который шугается девушек. Наоборот, Джаред может стать тем, кто возглавит журнал. Остальные ящики оказываются пустыми. Я не нахожу ничего: ни фотографий, ни записок, словно у него никогда не было девушки или они ему не писали. Хотя, сомневаюсь, что Джаред или Том хранят подобное.
— Что делаешь?
— Пытаюсь узнать получше твоего брата, — улыбаюсь я, обратив взгляд к парню в дверном проёме, который сексуально улыбается, закинув руку за голову.
— Я тебе и так могу рассказать, — смеётся Том, — что именно тебя интересует?
— Не знаю.
— Мозг моего брата функционирует в области паха, там его основная зона обдумывания всех решений.
— У него никогда не было девушки?
— Если ты его видела, то понимаешь, что нет.
— Почему нет?
— Потому что Джаред придерживается мнения того, что можно получать удовольствие, а не быть обязанным и не клепать себя ответственностью. Проще говоря он — бабник. И я сомневаюсь, что родилась та, что способна образумить его.
— Ты серьёзно так говоришь о своём брате?
— Он этого не скрывает, Алекс, ты точно видела моего брата?
— Хочу убедиться, — пожав плечами, я встаю с кровати и медленно иду в направлении Тома.
— Без проблем, они прилетают на день благодарения, могу вас познакомить. Но если ты кое-что пообещаешь.
Вопросительно выгнув бровь, я кладу ладони на его грудь и веду к шее, где скрепляю замок в виде объятий.
— У тебя не поедет по нему крыша.
— Слишком поздно, у меня её нет, — улыбаюсь я, — и я его видела. Как видишь, я не в ряду обожательниц.
— Ты плохо знаешь Джареда.
— Том, если бы меня интересовали придурки с мозгом в штанах, то сейчас я могла находиться в компании Дитона не зная твоего имени.
Издав смешок, он наклоняется и целует меня, пока я наслаждаюсь прикосновением тёплых ладней.
— Твоя взяла, — шепчет он у моей шеи, посылая новые сигналы мурашкам, — ты голодная?
— Да, — соглашаюсь я, думая совершенно не о еде.
— Тогда я кое-что заказал.
— Еду?
Том закидывает голову и смеётся, я же внутренне недовольна, хотя поесть всё же стоит. Рядом с ним, я не могу думать про ужин или обед, фантазии уносят меня в собственную воображляндию.
— Ты точно была девственница?
— Очень смешно, Томас Дуглас, — фыркаю я, легонько шлёпнув его по руке.
Отстранившись, я обхожу Тома и шагаю вниз, пока он посмеивается за спиной. На самом деле, мне и самой от себя страшно, потому что мир перевернулся моментально, поменяв моё мировоззрение. В следующую секунду я уже свисаю с плеча Тома, довольного собой.
— Злишься? — улыбается он.
— Нет.
— Жаль.
— Серьёзно?
— Да, почему бы нет, хочу увидеть тебя в гневе.
— Поверь, не стоит. У меня отменное терпение, но всему есть предел.
— Хорошо. Когда ты по-настоящему злилась в последний раз?
— Три года назад.
Том падает вместе со мной на диван и включает телевизор, пока на столике располагается пара коробок с пиццей, ароматы которой заставляют желудок делать сальто, к ним примыкает белый пакет с китайскими иероглифами, которые заставляют меня улыбнуться.
— Ты заказал китайскую еду?
— Да, из твоего кафе.
— Будешь?
— Ни за что, — смеётся он, — три года назад? Серьёзно?
— Да, Адам решил податься в смертники.
— И что он сделал?
— Они сделали. Это была его команда. Они сломали мой планшет.
— Планшет?
— Да, для рисования.
— Алекс, они везде продаются.
— Его мне подарила Лизи. Он был куплен в Шанхае специально для меня и именно тот, который я хотела. У нас я его нигде не видела. И важен не сам планшет, а то, что я один раз обмолвилась о нём, а она запомнила.
— Сколько вы дружите?
— С четырёх лет.
— Лучшие подруги на веки? — посмеивается Том, подхватив ломтик пиццы, пока я открывала коробочку с лапшой.
— Да.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно, — не раздумывая, киваю я, — она — это я. Мы знаем друг о друге всё. И когда я говорю всё — это означает каждую капельку друг друга.
Том вопросительно вгибает бровь, когда подносит ломтик ко рту, но останавливается, держа его в воздухе. Я знаю, о чём он подумал, поэтому отвечаю коротким согласием:
— Да.
— Да?
— Ну, ты же сейчас подумал о том, что я рассказала ей. Да, рассказала, — киваю я, но тут же добавляю, — я не вдавалась в подробности.
— Алекс… — вздыхает Том, отложив кусочек в сторону, — я не люблю, когда в моих отношениях присутствует кто-то третий.
— Мы одни.
— Фигурально — да, но уже кто-то присутствует третий, зная о происходящем.
— Я знаю, о чём ты хочешь сказать. Ты думаешь, будто Лизи будет мешать, будто она будет накручивать меня или что-то ещё. Я права?
Том смотрит мне прямо в глаза, после чего коротко кивает.
— Да, так.
— Лизи никогда не будет куда-то лезть без приглашения. Она… она вообще не любит мусолить чью-то жизнь, раздавать советы и говорить, как кому-то жить правильней. Ты просто не знаешь её, не знаешь мою Лизи. Она выслушает, но не будет что-то говорить.
