Перевожу взгляд со стекла на Тома, который с долей удивления смотрит на меня.
— Если я останусь тут ещё, то сойду с ума, — говорю я.
— А у тебя есть выбор?
— Ну, да, как минимум по причине того, что в моих руках полная свобода.
— Свобода в плане чего?
— Сотруднику не обязательно протирать задницей кресло, я могу вообще не находиться в офисе.
— Это как?
— Это правило Фрэнка. Его волнует только то, чтобы к четвергу была готова новая статья, это всё, что его интересует. Где я её напишу — не имеет значение. Для творческого человека нужно вдохновение, и многие ищут его в городе.
Уголки губ Тома приподнимаются вверх.
— Ты практически молишься на него, — говорит он.
— Он отличный начальник, замечательный друг, хороший советчик, превосходный сотрудник, ценитель своего дела, но самое главное, что он прекрасный человек с большой буквы. Я могу только надеяться, что смогу стать такой же, как он. Его уважают и любят. Поэтому да, я молюсь на него и на то, что познакомилась с ним.
— Хорошо, — кивает Том.
Поднимаюсь с рабочего места и подхватываю сумочку, пока Том берет рамки в руки и поворачивает их к себе лицевой стороной.
— Я знал, что ты выберешь именно эти.
— Они — мои любимые.
— Знаю.
Вернув фотографии на свои места, он поднимает глаза на меня.
— Выбросила со мной?
— Нет, — выдыхаю я, не зная, почему не соврала на этот раз.
— Я удалил… было тяжело смотреть на них.
Сглатываю комок грусти и киваю.
— Я не хотел, но знал, что так будет лучше.
— Откуда тогда те, что ты присылал?
— Нашёл на облаке. Осталось ещё немного, я успел восстановить то, что не форматировалось автоматически.
— Время обеда, — сообщаю я, чтобы перевести тему, — и думаю, мне тоже необходимо найти вдохновение.
— Тогда мы можем прийти туда раньше.
— А разве это не в шесть?
— Каждые два часа.
— Где проходит?
— Испортишь свой сюрприз.
— Ладно, — вздыхаю я.
Том посмеивается и проводит пальцами по волосам, что хочется сделать мне. Я ужасно желаю коснуться его волос, щетины. Особенно последней. Потереться об неё щекой чуть ли не до крови, чтобы ощутить его рядом. Он часто царапал меня и, смеясь, я визжала, что останутся следы, но всё равно позволяла, потому что это было по-особому нежно и интимно. Смотря фильмы, я, не думая, автоматически запускала пальцы в его волосы. На секунду закрываю глаза, и в голове вспыхивает картинка, где я, прогулявшись по локонам, провожу ладонью по щетине, сидя у него между ног. Откидываю голову назад и получаю самый лучший на свете поцелуй. Так было часто, особенно за просмотром фильмов. Я могла делать так каждую минуту, мне было плевать на фильм, каким бы интересным он не был. Всё кажется таким далёким.
Открываю глаза и встречаюсь с его взглядом. Даже если он знает, о чём я думала — мне не стыдно. Я скучала по нему каждую секунду своей жизни даже тогда, когда только смотрела на него на поле. Он не знал о моём существовании, но это лишь временно, после, он заполнил каждую одинокую клеточку и день моей жизни без него.
— Мы идём?
— Идём, — киваю, но не знаю, правильно ли будет то, что я хочу сделать.
Выхожу из-за стола и делаю шаг к нему. Рука трясётся, и я борюсь с этой дрожью. Медленно её поднимаю и жду разрешения, на что Том едва заметно кивает. Прохожусь пальцами по его волосам, вспоминая забытые чувства, и делаю так, как всегда любила: бунтарство и небрежность, которые идут ему. Как бы ни хотелось, но хватило одного движения, чтобы всё сделать, за что я мысленно себя ругаю, ведь могла потянуть. Но перед смертью не надышишься.
— Так лучше, — отступаю я, роняя руку, но он ловит её в воздухе и целует запястье.
На секунду, я задерживаю дыхание, а после давлюсь воздухом. Каждая клеточка внутри дрожит, а бабочки внутри порхают так, что перед глазами застывает туман, который не желает рассеиваться.
— Идём за вдохновением, — Том посылает мне легкую улыбку и отпускает руку.
Открыв дверь, он ждёт меня. На ватных ногах выхожу из кабинета, также дохожу до лифта, и когда двери открываются, я не сразу понимаю, что нужно шагнуть в кабину, но ладонь Тома, которая ложится на поясницу, помогает сделать шаг, подтолкнув моё остолбеневшее тело вперёд.
Из транса я выхожу примерно тогда, когда кто-то стукается о мое плечо, пролетая мимо на всех парах. Глазами нахожу Радио Сити Холл и поворачиваюсь к Тому, который прокладывает путь для нас.
— Мы идём на концерт? — спрашиваю я.
— Не совсем… ну, почти.
Когда Том заворачивает за угол тусклоосвещённого коридора и открывает дверь, перед глазами темнота. Абсолютная кромешная темнота, из-за чего я оглядываюсь назад, но дверь закрывается, и силуэт Тома растворяется во мраке. Единственное, что помогает понять его местонахождение и присутствие рядом — парфюм и жар тела, хотя последнее я скорей всего выдумываю.
— Я не понимаю, — шепчу я.
— Это экскурсия, Алекс.
— Как я могу что-то увидеть, если тут темно?
— Ты должна чувствовать. Это экскурсия в темноте.
— Я всё равно не понимаю.
— Сейчас Вы всё поймёте, — внедряется третий голос, принадлежащий женщине или девушке, из-за чего я вздрагиваю на месте и хватаюсь за сердце, чуть ли не роняя его к ногам. — Эта экскурсия поможет вам лучше ориентироваться в темноте. Вы подключите обоняние, осязание, слух и вкус. Всё, что требуется — убрать зрение, и сейчас его нет. Представьте, что вы не можете видеть, просто чувствуйте.
— Я уже чувствую, — не скрывая иронии, говорю я.
— И что?
— Страх.
— Это первое, что ощущает человек, когда его заключают в пространство без освещения. Тут мы видим все наши страхи, но они всего лишь в голове. Мы придумали их сами. Тут пустота и Вы.
— Это ещё страшней.
— Страшней всего?
— Да.
— Почему?
— Не чувствовать ничего — это и есть пустота. Этот значит не существовать вовсе, либо быть без души.
— Для всех она означает разное. Если для Вас страшней всего ничего не чувствовать, то для кого-то это лишний повод отдохнуть от внешнего мира. Всё зависит от того, под каким углом смотреть.
— Дуглас, если ты меня тут кинул, я найду выход и убью тебя, — бурчу я, обнимая себя руками.
— Я никуда не ушёл, — сообщает Том, и в его голосе слышится улыбка. Я точно уверена, что это она.
