Впрочем, свои важнейшие выводы, на которые обычно ссылаются авторы обзоров литературы по Дидахе, Сабатье приберег на самый конец, приведя их в последнем, восьмом, разделе, посвященном времени и месту происхождения Дидахе57.
Прежде всего он отмечает, что евангельские наставления в составе катехизического Учения отличаются от тех, что мы встречаем у «наших синоптиков»58. Развивая далее свою мысль, Сабатье приходит к выводу, что наш памятник свидетельствует об устной традиции передачи слов Господа Иисуса в период, когда они передавались из уст в уста, имея авторитетное свидетельство еще живых Двенадцати59. Современный исследователь Учения Клейтон Джеффорд особо отмечает труд Сабатье как раз в связи с его выводом, что Учение, как церковное наставление, появившееся в связи нуждами практической дисциплины, по своей композиции приоритетно как перед синоптическими евангелиями, так и перед посланиями Павла60. В следующей главе настоящего Введения (раздел 5.1) мы увидим, насколько был прав Сабатье, говоря о периоде устной традиции передачи слов Иисуса, засвидетельствованной в нашем памятнике. Тем не менее до сих пор встречаются исследователи, готовые видеть в нем лишь «редакцию Матфея», полагая, что община, где возникло Учение, находилась под влиянием уже писанного евангелия61.
Следующий вывод Сабатье касается исторических обстоятельств существования первохристи-анства в его еврейской и греческой составляющих, которому еще была чужда идея ереси, обретшая свою значимость в языкохристианской церкви к концу I века. Обращая внимание на наличие в Учении термина лжепророк (11.6, 8, 9, 10), он отмечает, что им обозначается шарлатан и эксплуататор религии, а отнюдь не инакомыслящий62. А уже в самом конце своего сочинения Сабатье подчеркивает, что в Учении «анафема63 произносится на поведение, но никак не на мысль»64.
Наконец, следуют выводы о месте и времени появления Учения. Видя в его писателе христианина еврейского происхождения, Сабатье отмечает, что оно адресуется к христианам из язычников, в первую очередь принадлежащим к числу боящихся Бога65, которых в I веке н.э. особенно много было в Сирии66. Последний аргумент важен наряду с внутренним показанием Учения в 9.4а, на что будет обращено особое внимание в следующей главе настоящего Введения (раздел 2). Далее Сабатье выражает уверенность, что появление нашего памятника следует отнести ближе к середине I века67, замечая уже в самом конце своего труда, что оно имело место «ранее великих миссионерских путешествий Павла»68.
Такая датировка требует пояснений. Одним из хронологических маркеров нашего памятника служит употребление в нем термина христианин (12.4). О его происхождении в лоне церкви в Антиохии Сирийской сообщается в Деян 11:26. В XIX веке считалось, что это произошло «около 40-50 годов», как на это указывает Гарнак69. Последнее обстоятельство увязывалось с тем, что несколько ниже в Деян 11:28 сообщается о предсказании великого голода во «всей вселенной», который и наступил при императоре Клавдии. Последний царствовал в 41-54 годах. И как раз самое начало его царствования ознаменовалось продовольственным кризисом зимы 40-41 годов. Следующий «вселенский» голод при Клавдии был в 45-47 годах в связи с низким урожаем в Египте из-за подъема уровня воды в Ниле и ее дальнейшего разлива. В свою очередь продовольственный кризис, охвативший Иудею, пришелся на период между 44 и 49 годами70. Что же касается «великих миссионерских путешествий Павла», то, очевидно, к ним Сабатье относит второе и третье из них, приходящиеся на 50-52 и 53/54-56/57 годы71. Вопрос о датировке Учения в связи с этими и другими соображениями будут особо рассмотрен в следующей главе настоящего Введения (разделы 1-4).
А пока лишь остается сказать, что несмотря на всемирный интерес к книге Сабатье, она в свое время не сыграла роли катализатора изучения Дидахе в свете его внутренних свидетельств о самом начальном этапе существования Церкви Христа, имея в виду ее учение, дисциплину, повседневную жизнь и эсхатологические ожидания. Сам же Сабатье после защиты диссертации в Париже ушел на пасторское служение в Реформатской церкви, сначала в Эльзасе (в то время Германская империя), а затем во Франции. Он, правда, вернется потом к литературным трудам, опубликовав в 1894 году научную биографию Франциска Ассизского (1182-1226), выдержавшую до самого конца XIX века 24 французских издания, переведенную на многие языки и даже номинированную на Нобелевскую премию по литературе. В 1919 году, когда Эльзас отойдет к Франции, он станет профессором протестантского богословского факультета Университета Страсбурга, в коей должности пробудет до самой своей смерти в 1928 году. Однако к трудам по изучению Дидахе он, к сожалению, больше уже не вернется.
5. Первое американское издание памятника Филиппа Шаффа (1885 год)
Первое американское издание Учения, вышедшее в Нью-Йорке в том же 1885 году, будучи богато иллюстрированным, в том числе факсимильным воспроизведением нашего памятника по иерусалимской рукописи (Н), явилось результатом труда крупнейшего в то время американского протестантского церковного историка Филипа Шаффа (1819-1893)72. На его фигуре следует остановиться особо, чтобы понять ту охранительную тенденцию в подходе к Учению, наиболее видным выразителем которой он стал. Будучи уроженцем Швейцарии, свое богословское образование Шафф получил в Тюбингене, Галле и Берлине. В первом он был студентом знаменитого Фердинанда-Христиана Баура73 и даже испытал его влияние, тогда как попав в Берлин, он уже до конца дней испытывал воздействие идей в области церковной истории тогдашнего столпа лютеранской ортодоксии Августа Неандера74. Их он вскоре благополучно пере-
нес на американскую почву, воплотив в своих капитальных трудах — «Истории апостольской церкви» (первое немецкое издание 1851 года, на английском языке впервые издано в 1853 году) и в 8-томной англоязычной «Истории христианской церкви» (1858-1890), по сей день популярной у американских консервативных протестантов75. С 1843 года, еще довольно молодым Шафф, завершивший свое образование в Берлине, откликнулся на приглашение занять кафедру церковной истории в Немецкой реформатской семинарии в Мерсерсбурге, штат Пенсильвания, и с тех пор навсегда связал свою судьбу с Соединенными Штатами. Впрочем, впоследствии он регулярно совершал, в том числе и длительные поездки, в Европу и прежде всего — в Германию. В 1870 году на пике своего признания он становится профессором знаменитой Объединенной богословской семинарии в Нью-Йорке76.
Безусловно, Шафф был для своего времени блистательным эрудитом в сфере как еврейских, так и христианских древностей, отчего иные его частные наблюдения не лишены интереса. Так, наряду с Гарнаком, он провел тщательное выявление в памятнике цитат и аллюзий как библейских (ветхозаветных), так и новозаветных77. В последнем случае оно фактически наглядно показало единство традиции учения Иисуса и связанных с Ним начальных христологии и эсхатологии, засвидетельствованных Дидахе и нашедших отражение в небольшой части материала синоптических евангелий, в подлинных посланиях Павла, в 1-3 Ин и в Ин, в котором проступает подлинный голос Иисуса (ipsissima voxJesu). Другой заслугой Шаф-фа в деле изучения Дидахе стало то, что он первым из исследователей увидел в пассаже 6.2а указание на цель иудеохристианской миссии к язычникам — ввести их в Израиль через понесение ими «ига Господня целиком», т. е. обрезание, что и позволит им достичь «совешенства»78. Однако, принимая пау-линистскую линию Деян, он не сумел понять, что это могло быть целью именно Антиохийской миссии, предшествовавшей собственной-миссии-Павла, а никак не инициативой, относящейся к последней трети I века. Так что в результате научная ценность шикарно изданного труда Шаффа оказалась не слишком велика ввиду идеологической заданности, обозначившейся уже в его прежних работах по начальному христианству. В нее-то он, вопреки очевидным фактам истории, и решил втиснуть Учение.