Пока же обратим внимание на один существенный момент. Status quo во взаимоотношениях между иудео- и языкохристианами был нарушен Павлом не столько даже отказом от призыва последних к обрезанию, сколько его убеждением первых иметь с ними полное общение, презирая тем самым известный еврейский религиозно-ритуальный обычай. Не удивительно, что это в 50-е годы вызвало ответную реакцию «ревнителей отеческих преданий» со стороны иудеохристианских активистов, владевших греческим языком. Судя по Гал и Флп, они отправились по следам Павла в Галатию и даже дошли до Македонии, наоборот, уже убеждая основанные там церкви в необходимости обрезания и принадлежности к Израилю как к народу Божьему.
Ответ Павла не замедлил себя ждать.
Берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь членовредительства, —
наставляет он языкохристиан Филипп (Флп 3:2). Псами евреи обычно презрительно называли язычников (ср.: Дидахе, 9.5), тогда как Павел бросает это ругательство в адрес ревнителей полного, как им предсталялось, обращения язычников в христианство. Здесь его словоупотребление по смыслу ближе к тому, что имел в виду Иисус, сказавший: «Не давайте святыни псам» (Мф 7:6а), — когда под псами подразумеваются агрессивно настроенные противники Его Евангелия/Радостной Вести. В свою очередь в последней фразе Павел прибегает к игре словами, употребляя вместо устойчивого термина лериоцц — обрезание, созвучное ему слово кататор) — отрезание, отсечение, используемое в значении членовредительства. Так им обозначается практический вывод из его нового учения — бессмысленность обрезания для языкохристиан.
Тема недопустимости обрезания для христиан из язычников — основная в эмоциональном послании Павла к «бестолковым галатам», как автор именует своих адресатов (Гал 3:1). Главный тезис Павла в цепи его парадоксальных рассуждений заявлен в самом их начале, причем с доходящей до сарказма иронией по отношению к еврейскому религиозному сознанию:
Мы по природе иудеи, а не язычники-грешники, однако, узнав, что не делами Закона получает оправдание человек, но только через веру в Иисуса Христа, — и мы в Иисуса Христа уверовали, чтобы быть оправданными верою во Христа, а не делами Закона, потому что делами Закона не будет оправдана никакая плоть (Гал 2:15-16 в КП).
Слово плоть, обозначающее здесь всех людей, живущих на Земле, приобретает затем у Павла фигуральное значение в его знаменитой оппозиции плоти и Духа (Гал 3:3 и дал.), когда под первой подразумеваются человеческие представления, оказывающиеся греховными/ошибочными по отношению к Богу, даже если они связаны с той или иной религиозностью — языческой или еврейской (Гал 4:8-11), тогда как Дух обозначает у Павла Божье произволение, неразравное с действием. Им во Христе Иисусе в Его Церкви, по Павлу, уже открылась эсхатологическая реальность Царства, когда, как он наставляет галатийских христиан:
Нет ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужского пола, ни женского, потому что вы все — одно во Христе Иисусе (Гал 3:28).
А отсюда следует, что
во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а имеет значение вера, действующая любовью (Гал 5:6).
Последняя стоит в центре всей керигмы Павла, и в этом он прежде всего един с Иисусом и Его подлинным учением.
Но Павел, сколь бы плодотворной его деятельность ни была, отнюдь не был монополистом в деле миссии к язычникам. В этом отношении показательно его Послание к Римлянам, написанное около 56 года, где, как выше было отмечено, почти две трети его обширного содержания (2:1-11:36) посвящены полному раскрытию его учения об оправдании верой, помимо «дел Закона». И это не случайно. Христианство было принесено в Рим еще в начале 40-х годов, причем Евангелие возвещалось здесь как жившим там евреям, так и местным язычникам, среди которых в то время преобладал грекоязычный элемент. Таким образом, в Риме, судя по всему, были и иудео- и языкохристиане, между которыми существовал изначальный status quo, когда первые принимали в полное общение вторых лишь в случае их присодинения к обществу Израиля через обрезание. Разрушить его и ставит своей целью Павел. Трудно сказать, удалось ли ему в полной мере добиться этого при жизни. Однако тот факт, что ко времени гонений Нерона (64-66 годы) и смерти Павла языкохристиане в имперской столице преобладали (во многом благодаря эдикту Клавдия, выславшему из Рима в 49 году всех евреев, см.: Деян 18:2), сделал вскоре полную и безоговорчную победу паулинизма здесь неизбежной, как, впрочем, и в остальной языкохристианской экумене, с чем после 70 года пришлось уже считаться иудео-христианским эмигрантам из Земли Израиля.
4. Варнава как наиболее вероятный писатель Учения и его авторизация Двенадцатью
Вслед за Зеебергом и вопреки сложившимся в науке представлениям, автор этих строк не считает Дидахе псевдоэпиграфом, полагая, что, вероятнее всего, его написал посланец Двенадцати Варнава, ранее наставленный в их учении и авторизовавший его у них, вероятно, во время посещения Иерусалима около 40 года, упомянутого в Деян 11:29-30. Последнее обстоятельство само собой снимает порой задаваемый некоторыми исследователями (теми, кто относит появление или формирование Учения Двенадцати Апостолов к 50-м годам) вопрос: «Знал ли Павел Дидахе?» Безусловно, знал! Причем как в свете содержательных совпадений, наиболее яркие из которых были отмечены выше и будут представлены ниже (в разделах 3.2.2, 3.3.2, 5.3-4 и 5.6 настоящей главы), так и в свете исторических свидетельств, представленных в Деян.
О Варнаве как о предводителе первой миссии к язычникам вне Земли Израиля сообщает небольшой, но событийно насыщенный пассаж Деян 11:19-30, в исторической достоверности которого нет оснований сомневаться. Правда, уже Павел, упоминаемый в нем, говорит о рассмотренном там периоде своей жизни и деятельности довольно глухо, лишь отмечая, что он тогда «пошел в страны Сирии и Киликии» (Гал 2:29). Впрочем, это согласуется с сообщением Деян 11:25-26 (о нем ниже). А что касается «глухоты» приведенного высказывания Павла, то, надо думать, она связана с последующей радикальной сменой его позиции относительно цели миссии к язычникам, на что уже указывает сообщение Деян 13:46-49. Проще говоря, речь идет о времени задолго до того (примерно за 10 лет) как Павел стал «паулинистом».
Итак, когда около 35 года до церкви в Иерусалиме доходит слух о начале миссии к язычникам, то, понятно, Двенадцать «отправили Варнаву [дойти] до Антиохии» (Деян 11:22). О том, почему выбор пал на Варнаву, говорят следующие факты. Будучи родом с Кипра (Деян 4:36), он свободно говорил на греческом, да и, очевидно, хорошо представлял народ, который ему предстояло наставить «в учении апостолов и общении» (Деян 2:42), в чем сам преуспел (Деян 4:37). В Антиохии он «увещевал всех искренним сердцем держаться Господа» (Деян 11:23).
Стоит особо остановится на первом упоминании Варнавы в Деян, чтобы лучше понять суть его миссионерской деятельности в Антиохии. Представив под влиянием поздней (70-90-е годы) эбионитской идеологии мифологизированную картину «первохристианского коммунизма» в Иерусалиме после Пятидесятницы 30 года (Деян 4:32-35), Лука далее сообщает:
