Рассмотрим теперь другие элементы начальной христианской эсхатологии, отраженные в Дидахе, 16.6-8, и инкорпорированные в Мф 24. Прежде всего это упоминание знамений истины, ставших в Мф 24:30 единым знамением Сына Человеческого. Каковы же эти знамения/знаки прихода/возвраще-ния Господа Иисуса? Открытие неба укоренилось в новозаветной традиции, отчего мы встречаем его много позднее в Ин 1:51. Также отголосок этого образа встречается в Откр 4:1, знаменуя начало апокалиптических видений, и в Откр 19:11, обозначая их кульминацию. Следующее знамение — звук трубы (также в Мф 24:31) как возвещающий воскресение «мертвых во Христе», встречается уже у Павла в 1 Фес 4:16 и 1 Кор 15:52. И наконец, воскресение мертвых, но не всех, а как сказано: Придет Господь и с Ним все святые. Эксклюзивный характер воскресения «мертвых во Христе» (на это указывает Павел в 1 Фес 4:16 и 1 Кор 15:22-23) и праведников Израиля, указанием на что служит цитирование Зах 14:5 — родовой признак начальной христианской эсхатологии. В синоптической традиции в связи с этим упомянуты избранные, подразумевая тех и других (Мк 13:27/Мф 24:31).
За пределами сопоставимого с синоптической традицией материала оказался 2-й версет 16-й главы Дидахе. Вот он:
Часто же собирайтесь в поисках того, что приличествует вашим душам: потому что не принесет вам пользы все время вашей веры, если вы не достигнете совершенства в последнее время.
Из новазаветных текстов он имеет параллель лишь в 2 Ин 8, сопоставимую с пассажем в псевдоэпиграфическом 2 Петр (3:14). Впрочем, если в увещевании Дидахе, 16.2, вероятно, всё же слышен голос Иисуса, то пассаж 2 Ин 8 — это уже чисто апостольское наставление. Вот оно:
Наблюдайте за собой, чтобы не потерять вам того, над чем мы потрудились, но чтобы получить полную награду (КП).
Но каково же всё-таки окончание эсхатологической драмы согласно Дидахе? Что любопытно. Как еще в свое время показало факсимильное издание рукописи Н, осуществленное в 1885 году Шаффом, здесь имеет место не лакуна, т.е. обрыв листа с записанным на нем текстом, но именно сознательно допущенный нотарием Львом образ текста, помеченный особым знаком, предполагающий его завершение на оставшейся половине страницы. Так что о содержании окончания Дидахе нам остается только строить предположения. Попытка восполнить указанное недостающее окончание была предпринята в датируемых примерно 380 годом Апостольских постановлениях, где в VII книге (1.1-32.2) дается парафраз Учения, заметно его видоизменяющий с учетом изменившихся церковного строя и веручения. То, что это позднейшая вставка, а не оригинальный текст, давно признано большинством ученых. Вот она:
И тогда в сотрясении, на облаках придет Господь и с Ним все святые с ангелами силы Его на троне Царства, чтобы осудить обманщика мира — дьявола и воздать каждому по его делу. Тогда злодеи отойдут в вечную муку, а праведники пойдут в вечную жизнь, наследуя то, что глаз не видел и ухо не слышало, и что на сердце человеку не приходило, что Бог приготовил любящим Его, и они будут радоваться в Царстве Бога, которое во Христе Иисусе (Апостольские постановления, VII.32.4-5)’79.
Пассаж, начинающийся словами: «...что глаз не видел...», и заканчивающийся: «...что Бог приготовил любящим Его...» — практически буквально совпадает с 1 Кор 2:9, являясь парафразом из Третье-Исайи (Ис 64:4). Другое дело, что мирообманшик, который в Учении характеризуется как человек (16.4), здесь превращен в духовную субстанцию — дьявола. А главное, мы видим аллюзию к Мф 25:46, представляющую позднейшее (конец I века) привнесение в христианскую эсхатологию/апокалип-тику180.
Но в любом случае речь в недостающем окончании должна идти о судьбе мирообманщика и, может быть, о судьбе творения/человечества. На последнюю тему Павел высказывается достаточно определенно, преподнося сказанное как апостольское учение (1 Кор 15:11 и дал.).
Что же касается первого сюжета, то единственную аллюзию к нему, вероятно, являет псевдоэпиграфическое 2 Фес. Здесь эсхатологическая драма очевидным образом связывается с недавно начавшейся Иудейской войной (с 66 года и до разрушения Храма в 70 году), почему Храму предрекается осквернение, когда появится
человек беззакония, сын погибели, противостоящий и превозносящий себя выше всего называемого Богом или Святыней, так что он сядет в Храме Божьем, заявляя о себе, что он — Бог (2 Фес 2:ЗЬ-4).
О ком идет речь? Казалось бы, о Римском императоре, точнее о его статуе, способной осквернить Храм? Но автор 2 Фес имеет в виду всё же нечто другое, поскольку увязывает явление человека беззакония с отступничеством, понятно, от Христа, которое его и призвано открыть (2 Фес 2:ЗЬ). Таким образом, мы имеем здесь неразрешимую загадку Зато конец человека беззакония находится в русле еврейского мессианизма, почему автор 2 Фес далее продолжает:
И тогда откроется беззаконник, которого Господь [Иисус] убьет дыханьем Своего рта и обратит в ничто очевидностью Своего пришествия того, чье появление было связано со всеми приведенными в действие Сатаной силами, знамениями, ложными чудесами, и всяким злостным обманом, рассчитанным на погибающих, потому что они отвергли любовь к истине, которая бы привела их к спасению (2 Фес 2:8-10).
Прежде всего обратим внимание на прямую аллюзию к Ис 11:4, когда чаемый евреями Мессия -потомок-Давида в качестве судии поступит следующем образом:
Дела бедных рассудит он честно, / тяжбы обездоленных на этой земле решит справедливо. / Покарает он землю жезлом речей своих, / дуновением своих уст уничтожит злодея (СРП).
Этот пассаж входит в знаменитую утопию Исайи (Перво-Исайи) (11:1-12:6), когда вся земля преобразуется преестественным образом. Последние же две клаузы Ис 11:4 говорят о том, что справедливость также установится преестественно, когда наказание «земли» и «уничтожение злодея» не будут связаны с обычными средствами насилия и кровопролития, а станут следствием мирной речи и дыхания. В новозаветном контексте это особенно важно, поскольку данная картина не разрушает исторический образ Христа — Царя кроткого, въезжающего в Свой стольный город на молодом ослике (Зах 9:9, также Мф 21:5; Мк 11:7; Лк 19:35; Ин 12:15). Другое дело, что в послепавловой христианской апокалиптике этот привычный по Апостольскому преданию образ заменяется Иоанном-Апокалиптиком (отличным от Иоанна, ученика Господа) на воинственного Царя, скачущего на боевом коне и уничтожающего врагов, проливая их кровь (Откр 19:11-16). Этим вышедшее из-под его пера «тысячелетнее Царство Христа», завершающееся последним сражением (Откр 20:1-9), радикально отличается от эсхатологической картины у Павла, где Царство Христа на земле представляет собой мирную эволюцию, в результате которой Его правота будет признана врагами и они Ему станут покорны, так что Ему будет «всё подчинено» (1 Кор 15:27). Именно это имеет в виду Павел, когда пишет, что Христу
надлежит царствовать до тех пор, пока Он не положит всех врагов Себе под ноги (1 Кор 15:25, аллюзия к Пс 109:1).
Безусловно, Христос Иоанна-Апокалиптика в финале Откр явно вступает в противоречие с Агн-цем/Ягненком «будто заколотым» (Откр 5:6) в его начале. Зато решается проблема «соблазна для иудеев и глупости для язычников» (1 Кор 1:23). Христос-победитель, проливающий кровь врагов, понятен и приемлем и тем и другим.
