Опять же конец эсхатологической драмы, на котором дошедший до нас текст Учения обрывается, согласно Павлу призван внушить оптимизм, поскольку в конце концов Бог будет «всем во всех» (1 Кор 15:28). По Павлу весь человеческий род, обозначенный им по раввинскому обычаю термином «тварь/творение», «с напряжением ждет, когда Бог открыто явит Своих сыновей», т. е. в качестве откровения явит их воскрешенными из мертвых (Рим 8:19). Отсюда им делается такое заключение:
Творение же было подчинено суете не по собственной воле, но ради Подчинившего, в надежде, что само творение также будет освобождено от рабства тлению к свободе славы детей Божьих (Рим 8:20-21).
Тем не менее только смертъ/гибель как небытие остается в Учении единственным наказанием грешников (5.1 дал.; 16.5), чем выражается традиционный библейский взгляд, исключающий вошедшие в позднейший христианский узус (конец I века) мифологемы о «вечных муках» и об аде как «месте мучения» (Мф 25:46; Лк 16:23, 28, ср.: Откр 20:10; 21:8).
Теперь перейдем к сравнению Дидахе, 16 со следующим по времени своего появления христианским эсхатологическим текстом 1 Фес 4:13-5:11. Ален Гэрроу посвятил этому специальное исследование, название которого говорит само за себя: «Эсхатологическая традиция, стоящая за Первым посланием к Фессалоникийцам: Дидахе, 16»181. Впрочем, видя за известным эсхатологическим пассажем в 1 Фес Предание, своими содержательными чертами зафиксированное в Дидахе (за исключением тех, что остались в его неведомом окончании), Гэрроу, тем не менее, приходит к такому выводу: «Вопрос о том, было ли известно само
Дидахе или его источники Павлу и его адресатам, остался открытым182». В свою очередь для нас этот вопрос в свете исследования, проведенного выше (разделы 1.5-4), окончательно закрыт. А посему посмотрим теперь, как Павел решает в 1 Фес частную эсхатологическую проблему, опираясь на известную по Дидахе эсхатологическую традицию.
...Мы не хотим, чтобы вы оставались в неведении относительно усопших, дабы вам не испытывать печаль как и прочим, у кого нет надежды, —
пишет он христианам Фессалоник (1 Фес 4:13). Итак, христианам первого поколения, пребывающим в напряженном ожидании парусин, действительно, если верить Павлу, печалиться не о чем. Понятно, что Апостол язычников уже рисовал перед своими адресатами известную нам эсхатологическую картину в связи со смертью и воскресением Христа как прообраза грядущего воскресения умерших во Христе, лишь напоминая о ней в 1 Фес 4:14. Потому он лишь обращается к тем ее деталям, которые в данном контексте представляются ему актуальными. «Ведь мы вам это говорим словом Господним», — продолжает он, напоминая своим адресатам уже им знакомую картину и ссылаясь на слова Иисуса:
«...мы живые, остающиеся до пришествия Господа, ни в коей мере не опередим усопших: потому что когда прозвучит призывный клич, голос архангела и Божья труба, Сам Господь спустится с неба, тогда сперва воскреснут мертвые во Христе, затем мы живущие, остающиеся, вместе с ними будем унесены на облаках встречать Господа в воздухе. И так мы с Господом будем всегда» (1 Фес 4:15-1 7 — слова, являющие собой аллюзию к Дидахе, 16.6-8 выделены).
Другое дело, что данное событие, согласно Павлу, не произойдет изолированно, а посему он далее вводит его в контекст уже известной его адресатам эсхатологической драмы, напоминая как о неожиданности (образ ночного вора), так и неизбежности (образ родовых схваток) прихода Господа Иисуса:
Что же касается, братья, времен и сроков, то вы не нуждаетесь в том, чтобы вам об этом писать, ведь вы сами хорошо знаете, что день Господа придет также, как ночью приходит вор. Когда станут говорить: «Мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их гибель, подобно тому как начинаются родовые схватки у имеющей во чреве, так что им никак ее не избежать (1 Фес 5:1-3).
Понятно, что провозглашать эру «мира и безопасности» будут далеко не все, а лишь бенефициары «этого века», те самые «во всем грешники», о которых как об идущих путем смерти сообщает нам
Дидахе (5.1-2). А посему Павел так завершает свое увещевание:
Но вы, братья, не во тьме, чтобы День застал вас как вор. Вы все сыновья света и дня. Мы не сыновья ночи и тьмы. Следовательно, не будем спать как прочие, а будем бодрствующими и трезвыми. Ведь спящие спят ночью, и напивающиеся пьяны по ночам. А мы, будучи сыновьями дня, будем трезвыми, одевшись в панцирь веры и любви и в шлем надежды на спасение, потому что Бог предназначил нас не для гнева, а для получения спасения через Господа нашего Иисуса Христа, за нас умершего, чтобы мы, бодрствуем мы или спим, жили вместе с Ним. Поэтому ободряйте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете (1 Фес 5:4-1 1).
Здесь известный призыв Иисуса к своим последователям бодрствовать, будучи «сыновьями света», построен на контрасте со «спящими ночью» и «пьяными по ночам». Первые, очевидно, означают тех из числа христиан, кто окажется неготовым к встрече с Христом, тогда как вторые — это те язычники, которые не обратятся к вере в Христа, чтобы переменить свой разгульный образ жизни, связанный с распутством и детоубийствами. Однако в контексте всего пассажа 1 Фес 4:13-5:11 ключевым представляется образ боевых доспехов, причем защитных — панциря и шлема. Первый из них связывается Павлом с верой и любовью (ср.: Гал 5:6), тогда как второй — с надеждой на спасение. Данная метафора, очевидно, неоднократно использовавшаяся Павлом в его эсхатологических увещаниях, вошла затем в псевдоэпиграфическое Еф (6:13-17).
Для нас отмеченная метафора дает ключ к пониманию очевидного расхождения между «огнем испытания» в который пойдет «тварь человеческая» в Дидахе, 16.5, и «миром и безопасностью», о которых будут говорить согласно 1 Фес 5:3. Понятно, что последняя формула есть не иное что, как указание на конечную цель военной брутальности Рима — достижение всеобщего полицейского порядка, когда не только внешние нападения на империю варваров или персов, но главное, всякие очаги внутренних национальных движений, на возгорание которых евреи давали повод рассматривать себя в качестве первых кандидатов, будут беспощадно и окончательно подавлены. Отсюда и аллюзия к историческим бедствиям Израиля в Дидахе (16.3-4а), войти в который там же выше (6.2) призываются языкохристиане. Павел, в свою очередь, решительно отказавшись от данного призыва, сосредотачивает внимание своих адресатов-греков на том, что, по его мнению, более всего угрожает их готовности к встрече с Господом — а именно, на забвение своего христианского призвания, метафорически обозначаемого сном. Это как раз, на его взгляд, есть главное испытание для них, которое и будет иметь решающее значение при наступлении достигнутого огнем войны и террора «мира и безопасности». Отсюда и известные им воинские доспехи, призванные оградить их от смертельных ударов в предстоящей духовной брани, которую неизбежно, хотя и неожиданно, завершит «день Господа».
5.5. Изначальное» церковной дисциплины в Учении
Представленые в литургическом (главы 7-10) и в собственно дисциплинарном (главы 11-15) разделах Учения наставления в дисциплине касаются начальных языкохристианских общин, члены которых, укоренившись в библейском/еврейском этосе, призываются уже «достичь совершенства» в обрезании и, соответственно, в исполнении всех предписаний Закона. Другое дело, что предлагаемые уверовавшим язычникам/грекам дисциплинарные нормы церковной жизни в большинстве случаев копируют те, что были установлены апостолами Христа в иудеохристианских общинах начиная с первенствующей церкви в Иерусалиме. Поэтому церковная дисциплина в Учении предстает в своей изначальности.
