имея в виду запрет на такой брак как кровосмесительный в Лев 18:16; 20:21. В Лк 3:19-20 указывается та же причина ареста Иоанна, разве только не назывется имя мужа Иродиады и брата Антипы, поскольку это был никак не Филипп, очевидно, тетрарх в 4 году до н.э. — 33/34 году н.э. ряда областей северо-восточнее Галилеи (последнему Иродиада приходилась тещей), а некий Ирод, сводный брат Антипы, согласно Иосифу Флавию (Иудейские древности, XVIII.5.1, 4). Другое дело, что в Лк далее не воспроизводится фантасмагорический рассказ о непосредственной причине казни Иоанна, известный по Мк и Мф. Но в любом случае имеет место анахронизм, поскольку брак Антипы с Иродиадой стал историческим фактом незадолго до 36 года, когда Набатейский царь Арета IV нанес сокрушительное поражение войскам Антипы, отомстив таким образом за развод последнего с его дочерью.
Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода [Антипы] вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна, —
отмечает Иосиф Флавий (Иудейские древности, XVIII.5.2— Пер. с греч. Г. Г. Генкеля). Тем не менее такие события, как умерщвление Иоанна Крестителя и второй «беззаконный» брак Антипы, остаются разнесенными по времени как минимум на пять лет, и второе никак не может проистекать из первого. В пользу того что та мифологема, связанная со смертью Иоанна Крестителя, которая представлена в Мк 6:14-29/Мф 14:1-12, появилась в поздней (скорее всего, 80-х годов) языкохристианской среде, свидетельствует невозможный для еврейского и вообще восточного сознания сюжет с пляской царской падчерицы перед гостями Антипы — мужчинами. Тем не менее именно в том фантастическо-анахроническом виде, в каком он получил распространение, рассказ о смерти Иоанна Крестителя представлялся редактору-евангелисту Мк наиболее эффективным для целей пропаганды всё более эллинизируемого христианства.
5. Другой блок языкохристианских приращений к синоптической традиции куда более интересен, поскольку связан с началом преследования христиан римской властью и массовым отступничеством. Внешних свидетельств этого почти что нет. Но, как уже было отмечено, имеется важная аллюзия у Плиния Младшего (61/62 — около ИЗ). С одной стороны, этот видный римский государственный деятель, став императорским легатом в Вифинии, пишет Траяну, что «никогда не присутствовал на следствиях о христианах» (Письмо 96.1), из чего следует заключить, что такие следствия были к тому времени уже обычным делом. Однако Плинию, ранее не связанному с управлением провинцией, когда следует исполнять в ней судебную функцию, еще не приходилось сталкиваться с делами по обвинению христиан. Тем не менее далее он сообщает о том, как на основании римской правовой практики по делам о преступлениях, связанных с «тайными сборищами», в данном случае направленными против государственной религии, когда христиане отказывались от принесения жертвы (воскурения ладана и возлияния вина) перед статуей императора, он выносил приговоры, предавая смертной казни упорствующих (Письмо 96.3). В этом Плиний получил одобрение Траяна, отметившего, что в судебных делах о христианах «установить... какое-нибудь общее определенное правило невозможно» (Письмо 97). Впрочем, для нас здесь интересно другое, а именно информация Плиния о том, что среди тех, на кого донесли, что они христиане, «некоторые были, но отпали, одни три года назад, другие много тому лет, некоторые лет тому двадцать» (Письмо 96.6). Как видим, отпадения имели место в начале 90-х годов и даже ранее, на что уже обратил внимание Реймонд Браун ' (1928-1998). Несомненно, они пришлись на царствование Домициана (81-96 годы), причем не только на последние его восемь месяцев, как думал Василий Васильевич Болотов"" (1854-1900).
6. Зато в синоптических евангелиях в связи с отмеченным феноменом отпадений, причем достаточно массовых, именно тогда языкохристианскими евангелистами-редакторами вносятся вложенные в уста Иисуса соответствующие пассажи, никак не
* Браун Р., Введение в Новый Завет. Пер. с англ. Л. Ковтун, О. Кандыриной. - М.: ББИ, 2007. - Т. 2. - С. 429-430.
** «Лекции по истории древней церкви». — Ч. 2. — СПб., 1907. - С. 58.
связанные с историческими свидетельствами и эсхатологией Дидахе и Павла.
Во-первых, это пространные притчи, порой вырастающие до целых драм, призванные прежде всего объяснить причины отпадений. Наиболее яркая в этом отношении — довольно странная с позиций здравого смысла Притча о сеятеле (Мк 4:3-20; Мф 13:3-23; Лк 8:5-15). Далее следуют увещания к от-падшим вернуться и принести покаяние, что наиболее сильно выражено в знаменитой Притче о поте-рянном/блудном сыне (Лк 15:11-32). Также в связи с этим представлялось важным устрашить нерадивых угрозой будущего наказания. Характерной в этом отношении представляется Притча о десяти девах (Мф 25:1-13). Наконец, немало притчей касалось перспектив наступления Царства, исходя из новой ситуации, когда, например, языкохристи-ане уверялись в том, что они и есть те «другие виноградари», которым Бог передал Свой виноградник, отняв его у Израиля (Притча о злых виноградарях - Мк 12:1-9; Мф 21:33-41; Лк 20:9-18).
Во-вторых, это оформленные как пророчества о предстоящих гонениях, будь то о имевших место вскоре на иудеохристиан со стороны еврейского религиозного руководства, будь то о произошедших через много лет на языкохристиан со стороны Римского государства:
Смотрите же вы за собою, будут предавать вас в судилища, и в синагогах вы будете терпеть побои, и перед правителями и царями будете поставлены во свидетельство им (Мк 13:9; Мф 10:17-18; Лк 21:12-1 3).
В-третьих, это вложенная в уста Иисуса проповедь фанатизма, когда от Его имени звучит призыв отречься от самого себя, взять свой крест, наконец, утверждается:
«кто же погубит душу свою ради Меня и Евангелия, тот спасет ее» и «кто постыдится Меня и Моих слов в роде этом прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми» (Мк 8:34-38).
В Мф 10:32-39 этот пассаж обогащен эксклю-зивистским мотивом, исключающим любовь даже к самым близким людям наряду с любовью ко Христу Поэтому здесь в уста Иисуса влагаются такие слова:
Не думайте, что Я пришел принести на землю мир. Я пришел принести не мир, а меч. Ведь Я пришел разделить человека с его отцом, / и дочь с ее матерью, / и невестку с ее свекровью; /и враги человеку его домашние. / Любящий отца или мать больше чем Меня — Меня не достоин, и любящий сына или дочь больше чем Меня — Меня не достоин (Мф 10:34-37, то же: Лк 12:51 -53; 14:26-27).
Имеющаяся здесь поэтическая аллюзия к Мих 7:6, когда политическая катастрофа Израильского (Северного) царства 722 года до н.э., предстающая во всей своей тотальности как разрушение всех естественных и привычных для человека связей, обретает теперь новое звучание уже в связи с семейными конфликтами в языкохристианской среде 80-90-х годов, вызванных преследованием христиан со стороны римской власти.
Очевидно, что откликом на данную ситуацию становятся также вложенные в уста евангельского Иисуса и, безусловно, невозможные для Иисуса исторического, слова о скопчестве, пусть даже понимаемом фигурально, «для Царства Небес» (Мф 19:10-12), когда фанатичный христианин отказывается от семейной жизни ради, как представлялось, всецелого служению Христу и Его Евангелию.
