5. И последнее. В 5-м тезисе (пункты 4-8) мы видели, как в Дидахе была заложена традиция подлинного учения Иисуса, хранителем которой затем выступил в своих подлинных посланиях Павел, весьма внимательный к «слову Господню», т.е. к тому, что действительно сказал Иисус [6-й тезис (пункты 4-6)]. Затем, уже в 90-е годы она найдет отражение в Послании Иакова [9-й тезис (пункты 3-5)], и, наконец, ярко просияет в Первом послании Иоанна [10-й тезис (пункты 4, 7, 9, 10)]. Именно эти первохристианские памятники и позволяют различать пассажи, относящиеся к подлинному учению Иисуса в синоптической традиции, особенно в Мф, среди позднейших обрамлений и вкраплений. Другое дело, что в синоптических евангелиях начиная с Мк мы находим немало материала, не имеющего отношения к историческому Иисусу и, соответственно, к изначальной апостольской традиции Его учения, зато обретшего свое место в жизни как иудеохристиан после Катастрофы 70 года (7-й тезис), так и языкохристиан в царствование Домициана (8-й тезис). Это не говоря уже о появившемся как в иудео-, так и в языкохристианской среде обширного мифического материала, закрепленного в синоптических евангелиях и повлиявших на составителей Ин. Однако этот поздний и посторонний по отношению к Иисусу материал очевидным образом исторически детерминирован, что и позволит исследователям XXI века его отбраковать, предоставив христианскому и другому заинтересованному читателю незамутненное учение Иисуса, довольно краткое и совсем простое для восприятия.
Двенадцатый тезис
1. Теперь попробуем суммировать подлинное учение Иисуса. В самой ранней его письменной фиксации — Дидахе — оно представлено как Учение о двух путях: пути жизни и пути смерти.
Сначала остановимся на последнем, поскольку начиная, вероятно, с 70-х годов I века представления о смерти и «участи умерших» подверглись как в языкохристианской среде, так и у части иудеохристианской диаспоры очевидной синкрети-зации, что затем нашло отражение в памятниках христианской письменности, в том числе включенных много позднее в канон Нового Завета.
Итак, согласно учению Иисуса, находящемуся в русле библейской традиции, смерть неизбежна, являя собой небытие. И именно в этом качестве она остается единственным наказанием для тех, кто шел ее путем, о чем так или иначе нам свидетельствуют те христианские памятники I века, которые сохраняют верность традиции Иисуса. См.: Дидахе, 5.1а; 16.5а, 6d-7; Флп 3:18-19; 1 Ин 3:14-15; 5:16-17. Этого же взгляда держалась и современная Иисусу еврейская религиозная мысль, ярким выражением чего стала формула:
Нечестивцы вызвали смерть и руками, и словами, считая ее своей подругой, но обессилили и заключили с ней союз, ибо достойны быть с ней заодно (Прем 1:16. — Пер. с греч. А. Н. Коваля).
2. Впрочем, апокалиптическая картина, нарисованная Третье-Исайей (Ис 56-66) в послепленный период (скорее всего, в V веке до н. э.), находясь в прежнем библейском русле относительно смерти как участи грешников, внесла интересную деталь, завершающую изображение последнего Божьего Суда над миром. Таким образом, последний аккорд всей книги Исайи выглядит так — Яхве/Господь говорит:
А выходя, все будут видеть / трупы людей, / восставших против Меня: / червь, поедающий их, не умрет, / и огонь, сжигающий их, / не погаснет. / И с отвращением будут взирать / на них все живущие (Ис 66:24 в СРП).
Имеется в виду, что праведники из всех народов, удостоенные вечной жизни, выходя из Иерусалима как места поклонения Господу Богу, увидят Его противников, трупы которых изъест червь, а их останки сгорят в огне. Данное показательное действие должно означать утрату для них надежды на воскресение и вечную жизнь. Отсюда образы «огня неугасимого», которому будет предана «мякина», т.е. останки грешников, в устах Иоанна Крестителя (Мф 3:12) и «огня вечного» и «геенны огненной» в устах Иисуса, которых ждут останки людей, не противостоявших соблазнам этого мира (Мф 18:8-9). В Мк 9:47-48 данное наставление Иисуса содержит прямую аллюзию к Ис 66:24:
Если же твой глаз тебя соблазняет, вырви его; лучше тебе одноглазым войти в Царство Бога, чем с двумя глазами быть брошенным в геенну, где их червь не умирает и огонь не угасает.
В свою очередь геенна или геенна огненная в Мф 5:22, 29, 30; 18:9; Мк 9:43, 45, 47, где слышен подлинный голос Иисуса (ipsissima vox Jesu), отсылают нас к Долине сыновей Эннома (Бен-Хинном или Ге-Хинном), в которой в эпоху Иудейского царства евреи-идолопоклонники сжигали своих детей, принося их в жертву Молоху (Иер 7:31; 2 Пар 28:3; 33:6). Посему это место, южнее стен Иерусалима, было десакрализовано, став городской свалкой, где жгли мусор. Так что знакомый слушателям Иисуса образ был Им наложен на также хорошо известный текст Ис 66:24.
3. Вот почему запугивание «тьмой внешней» или же «печью огненной», в которых «будет плач и скрежет зубов» (Мф 8:12; 13:42, 50; 22:13; 25:30), а также «мучением вечным» (Мф 25:46), «озером, горящим огнем и серою» (Откр 20:13-15; 21:8) с предваряющим его «воскресением суда» (Ин 5:29), равно как и страданиями души вне тела (Лк 16:22— 26) — следствие посторонних привнесений. Таковым же является и сказание о том, что Христос,
будучи умерщвлен во плоти, но оживлен в духе; в нем Он и пошел проповедовать духам, находящимся в тюрьме (1 Петр 3:19),
т. e. в шеоле/аду, который в поздней еврейской апокрифической апокалиптике в духе греческих и египетских мифов превращается из обозначения небытия в обиталище духов, тех же заключенных в темницу восставших против Бога ангелов (1 Енох 19-20, также Иуды 6 и 2 Петр 2:4). Хотя типологически картина, нарисованная в псевдоэпиграфическом 1 Петр, ближе к древнегреческому мифу о схождении в аид Орфея.
4. Но как же в таком случае понимать подлинные слова Павла:
Ведь жизнь для меня — Христос, значит, в смерти моя выгода (Флп 1:21)?
Понятно, что Павел не мыслил себе никакого «посмертного бытия» вне тела. Более того, как знаток библейской традиции он воспринимал смерть вполне физически, а именно как небытие, когда для умершего исчезают категории пространства и времени. Следовательно, сколь бы долгим с точки зрения последующей истории не было бы это небытие, для Павла, надеющегося на участь среди воскрешенных из мертвых, время смерти «обнулено», как небытие оно просто не существует, и, таким образом, по его мысли, воскресение и встреча с Христом станут для него «мгновенными».
5. Теперь перейдем к пути жизни. О последней в традиции Иисуса говорится как о бессмертии/ бессмертном, нетлении/нетленном или о жизни вечной/жизни, подразумевая ее нескончаемость (Дидахе, 4.8с; 9.3; 10.2; Рим 2:7; 5:21; 6:21-23; 8:21; 11:15; 1 Кор 15:42, 50, 52-54; 2 Кор 2:16; 4:10-12; 5:4; Гал 6:8; Флп 2:16; 4:3; Иак 1:12; 1 Ин 1:1-2; 2:25; 3:14-15; 4:9; 5:11-13, 16, 20; Ин 3:15-16; 6:48-51, 54-58; 12:50; 14:6; 17:2-3). В связи с этим далее следует коснуться восходящих к Иисусу хри-стологии и эсхатологии, дающих в памятниках Иисусовой традиции представление как о Нем Самом, имея в виду, что через Него как Своего Отрока Бог явил жизнь (вечную) и познание Себя (Дидахе, 9.3, ср.: Ин 17:3), и о том, чем будет та вечная жизнь, в которую Иисус призвал верить Своих последователей.
