Думаю, когда-нибудь ученые точно установят, какими волнами или флюидами кактусы обмениваются с человеком, который их очень любит и заботится о них. А как иначе объяснить поведение огромного древовидного кактуса, изображенного на рисунке? В своем горшке он чувствовал себя прекрасно, вымахав на метровую высоту и разросшись в толщину. Отец проникся к нему особым чувством, не раз рисовал и даже как-то попросил меня сфотографировать на его фоне себя с любимой пятилетней внучкой. На следующий день после ухода отца из жизни кактус, который в лучшем случае выпускал один цветок в год, дал прощальный салют – выбросил сразу пять огромных роскошных цветков. Он отдал все свои силы этому прощанию и больше никогда не цвел. Лишившись своего друга, стал сохнуть и со временем погиб, как и его собратья.
После ухода мамы отец сделал такую запись:
«Моя любимая, моя Эрика говорила: “Я никогда не перестану удивляться чуду: на белом листе, лежащем перед тобой, возникает черный прекрасный рисунок, в нем воздух и печаль, и радость – все то, что ты чувствовал, когда работал”. Родная моя, тебя нет, но ты, как игла от кактуса, в моем сердце. Ты мое счастье, ты моя радость, ты моя боль…»
Пережить трагедию помогала работа, те, кто окружал отца.
В последние годы он неожиданно взялся за цвет – стал писать гуашью, иногда акварелью. В основном писал цветы в вазах с натуры, но также и бытовые предметы – дымковские игрушки, которые он коллекционировал, даже домашнюю утварь. Он явно руководствовался старым правилом: не важно что, а важно – как. На больших картонах рождались замечательные натюрморты, колористике и композиции его все же обучал великий Илья Машков, входивший в объединение «Бубновый валет».
Новое направление в творчестве лишний раз подтверждает, что он был очень любознательным, ищущим человеком, успешно работал в разных областях изобразительного искусства. В детстве первое, что я видел, проснувшись утром, был огромный киноплакат: боксеры на ринге и крупное лицо девушки на переднем плане – реклама фильма «Первая перчатка». А в зрелом возрасте, уже будучи журналистом, придя для интервью к прославленному герою-летчику Алексею Маресьеву, неожиданно услышал: «А мы с вами прежде не встречались? Фамилия мне ваша знакома. Да и лицо кого-то напоминает…» Я понял, откуда такой вопрос: в 1946 году отец оформлял первое издание «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого. Во всю обложку был помещен рисованный портрет героя, который он делал с натуры. За это Полевой всегда называл художника соавтором знаменитой книги.
Кроме этого он делал экслибрисы, проспекты, буклеты. Был бессменным председателем секции художников печати в Союзе журналистов, делился опытом с молодыми коллегами, устраивал выставки и творческие обсуждения. Его работы хранятся во многих музеях мира. И графика, и фотомонтажи. Наверное, именно фотомонтаж привел к включению имени Александра Житомирского в список лучших художников мира XVIII–XXI веков. Хотя, возможно, и графики хватило бы для этого…
Главное, что позволяло ему достигать успеха, признания во всех сферах изобразительного искусства, где он трудился, было, как мне кажется, созданная им для себя иерархия ценностей. Талант, ум и порядочность занимали в ней одинаково высокое место.
У отца была изящная старинная вещица размером с коробок спичек. Это была медная коробочка с откидывающейся в левую сторону крышкой. Если поставить ее вертикально, то основание было плоским, а верх закругленным. Изнутри она была обтянута выцветшей красной материей. В середине, словно в коконе, лежал в лунке медный божок. На внешней стороне крышки коробочки была выбита вертикаль иероглифов. Отец рассказывал мне в детстве, что один ученый-востоковед надпись эту перевел. По-русски это звучало так: «Обладатель сего будет жить до самой смерти». Только много позднее я понял смысл этой восточной мудрости. И теперь знаю, что отец ей следовал.
