Быстро подтянув подпруги и свернув длинную бечеву, которой привязывают коня, Эллэй вскочил в седло. Кто бы ни прибыл, а караульный обязан встретить его верхом на коне, прямо выставив копье с привязанным пучком конского хвоста. Так и сделал Эллэй, встречая всадника из степи. Им оказался Морой – верный заединщик и друг.
– Эй, Эллэй! – начал тот, еще не уняв коня. – Твоя тетя Усуйхан прислала за тобой! Ты зачем-то понадобился древнему джасабылу по имени Алгыдай!
И хоть в степи некому было видеть их, но по уставу ребята приняли серьезный вид, чтоб выполнить обряд в передаче караула.
– Я вручил, – сказал Эллэй.
– Я принял, – ответил Морой, взяв из рук товарища копье и завидуя пути Эллэя в ставку. – Хорошо тебе с такими тетками! Мне бы таких, так уж я бы… Да где уж… Все лето тут, однако, простоим! Уж хоть бы к горам поближе перевели, а?
– Уж – не змея, да иной раз кусает, – посмеялся Эллэй и дал коню ходу.
«Где уж он этих прибауток наслушался?» – подумал Морой, глядя вслед удаляющемуся юному нукеру. «Да такая уж у него память…»
Старик Алгыдай готов был увезти мальчика тут же, по его приезду. Голому-то собраться – только подпоясаться: побросал в котомку нехитрый скарб и готов. С коня на конь скакали всю ночь и к рассвету въехали в главную ставку-орду.
Эллэй устал так, что уснул прямо за едой, и старик отнес его на подушки.
А вечером в большом белом сурте собралось множество важных персон. На груди некоторых из них сияли ярлыки высших чинов ила. Эллэя поставили в строй вместе с десятком других малых, но и те были выше его ростом и старше возрастом. Но когда вошла хотун в сопровождении вельмож, то равно все упали пред госпожой на одно колено. Вскоре выяснилось, что люди собрались, чтобы чествовать юношей, показавших себя в последних сражениях мужчинами и воинами.
Кто ожидал такого? Вот она, новая жизнь. Алгыдай-джасабыл поведал всем о поведении юношей в боях и ставил их имена рядом с именами тойонов-арбанаев и сюняев, многие из которых были овеяны славой. Потом хотун одарила каждого из мальчиков. Глаза ее горели гордостью, когда она подходила с подарком к Эллэю – она не ждала увидеть его здесь, это было еще одной тайной старика Алгыдая. Тойоны тоже не поскупились на памятные подарки, и каждый гордился своим молодым бойцом. После шумных здравиц и взаимных славословий стали расходиться, и тогда старик Алгыдай тихонько дернул Эллэя за рукав и сказал:
– Останься, сынок. Я отведу тебя в сурт твоей тетки.
Дальше все происходило для невыспавшегося Эллэя как продолжение сна: он предстал на обозрение всех старцев рода алчы-татар, восседающих в сурте Усуй.
– Посмотрите, – обратилась она к старцам и кивнула на племянника. – Вот то единственное, что смогли мы сохранить от нашего старшего брата Тайман-батыра. Сегодня я, никак не ожидая того, увидела его среди доблестных юношей ила. – Усуй обняла племянника и поцеловала, отчего тот едва не заплакал, противясь проявлению нежности. – Не вздумай захлюпать! – шепнула она на ухо Эллэю и обвела старцев взглядом: – Не хочет ли кто из почтенных сказать свое мудрое слово в назидание безусому герою?
Старики загомонили, закряхтели, завозились, переглядываясь меж собой, и, наконец, тяжело поднялся один из них с лицом печеночного цвета, обрамленный серебряной жидкой бородкой, и сказал:
– Не мог Господь Бог прервать течение великой крови рода! Это нас, простых смертных, как травы в степи, и что бы ни случилось с каждой травинкой в стогу сена – это не повлияет на прожорливость овцы-судьбы… Но стог не стоит без шеста, и каждую осень вокруг того шеста – я видел у оседлых – собирается новый стог… Дитя мое! Будь нашим солнцем и луной! И даже когда тебя закрутит водоворот войн и молодости, когда заплутаешь в ночной безлунной мгле душевного одиночества – не забывай, что ты один несешь в себе светлое упование всех шести татарских родов! Благословляю тебя, пусть хранит тебя всемилостивый Господь!
Эллэю не по силам было ответить старикам, он не был обучен словопрениям, и тетя зашептала ему на ухо то, что он вслух повторил:
– Почтенные старцы шести татарских родов! Я, сын татарского Тайман-батыра именем Эр Соготох
[13] Эллэй, принимаю ваши слова с благодарностью. Даю вам твердое и нерушимое слово служить в оправдание ваших надежд и упований. Вы сказали, я услышал!
Тетушка дернула его за кушак и шепнула, чтобы встал перед стариками на колено. И это у него получилось. Он встал на одно колено и склонил голову, а когда поднял ее, то увидел перед собой белоснежного скакуна с великолепной статью и в серебряночеканном уборе. Думая, что уснул, Эллэй ущипнул себя, но тетушка уже отдала ему повод и напутственно шлепнула по спине. Мальчик прыгнул в седло и иноходью понесся в предутреннюю степь, а тетка взглядом позвала к себе Алгыдая-джасабыла.
– Эллэй поедет с тобой. Все ли готово?
– Все готово, хотун.
– Пусть почувствует свободу, порыбачит, поохотится по пути. Покажешь его отцу, но, как и договорились, мальчику не говори, что Тайман-батыр – его отец. А брат пусть укрепится духом, видя свое продолжение… Пусть видит, какой у него сын растет…
* * *
Алгыдай отобрал табун более чем в три сюна, двести восемьдесят презрительно жующих верблюдов и, свернув к северу, пошел со своими подопечными по нетронутым пастбищам и нехоженым степным увалам, которых все больше становилось по мере приближения к предгорьям. Сам старик ехал то лежа в крытой арбе, давая отдых спине, то скакал впереди всех к путевому знаку, который ведом лишь одному ему. В арбу запряжен тот самый серый скакун, которого хотун-хан снарядила брату. Скакун побелел от дорожной пыли, он укрыт рваным, тронутым плесенью чепраком и, словно подавленный оскорблением собственной сути, идет, понурив черногубую голову. Идет не спеша. Да никто и не торопит его, поскольку гурты скота по пути должны щипать траву и спешить им ни к чему. Так и шли, верстая в день по два – два с половиной кес. Оторвавшись с гуртами на приличное расстояние к северу, старик Алгыдай и Эллэй стали уходить вперед каравана на расстояние двух-трех дней пути и становились на отдых в ожидании гуртоправов. Серого скакуна и белого иноходца брали в пристяжку и не навьючивали. Эллэй берег своего иноходца, глаз с жеребца не спускал и просыпался ночью, чтобы свистом призвать того, и вскоре жеребец стал отзываться на свист тихим ржанием. Мальчику постоянно хотелось говорить со стариком об иноходце. И старик понимал, что в мальчике вызревает воин, а потому терпеливо сносил эти разговоры.
– А я смогу на нем догнать оленя? – спрашивал мальчик.
– Да на нем кулана догнать можно и за хвост ухватить! – отвечал старик. – Такой войдет в пору и вровень со стрелой лететь будет, вот увидишь сам! А может, и не увидишь…
– Как это не увижу? – испуганно смотрел на старика мальчик.
– Так ты же будешь на нем верхом! Будешь видеть только встречные стрелы!
