Теперь же он – молодой полководец великого войска, хотя и один из многих, а для таких, как он, в строю немного свободы. Зато все существо его звенит как натянутая струна в ожидании удачи, побед, признания. И он уверен, что все это будет.
* * *
Ожулун тревожилась лишь за Алахай-Бэки, которая едет к онгутам.
Онгуты – род разноречивый и поперечный. Хоть и склонились они к союзничеству, благодаря воле вождя Алахыс-Хоро-Тэгина, но были как глухой урман, в котором степняку всегда неуютно и тревожно. Потому и выделил отец три отборных сюна на службу лично ей. Вместе с челядинцами верных людей насчитывалось больше мэгэна.
Сборы в дорогу шли неуклонно, как время, и уже близились к концу, когда от владыки уйгуров Барсах-Итикута прибыли два посла – Атхарах-Бичиксит и Дарбай-Бэки. Они привезли устное послание, которое прозвучало для Чингисхана долгожданной мелодией вечернего хура:
«Чингисхан! Мы, твои сторонники, радуемся светлой радостью, слыша, как растет и ширится твоя слава, подобно солнечному свету, подобно реке, ломающей и вспарывающей толщи льда, чтобы разлиться во всю ширь! Если бы ты обратил на меня свой благосклонный взор и дал возможность принять посильное участие в твоих величайших и мудрых деяниях, я стал бы тебе пятым сыном, как в сказе о почтительном сыне Шуне!»
В обратный путь послы отправлялись с подарками, которые несли на горбах восемь вьючных верблюдов. Чингисхан благодарил за союзничество вождя уйгур, которые, равно как и китайцы, были народом грамотным и богатым.
А Итикуту он повелевал передать вместе с подарками такие слова:
«Твои слова – бальзам для моей души, о, Итикут! Ты знаешь, какое тяжкое бремя мы, монголы, взвалили на свои плечи и на спины наших коней! Мы хотим навсегда искоренить кабалу произвола и притеснения на этой солнечной земле серединного мира – и мы совершим это по воле Божьей! Каждый, кто рожден для жизни, – Божий человек и равен всем остальным по праву рождения и наследования свободой и всем тем, что дарует ему земля, небо, огонь и вода. Но есть гордецы и народы, мнящие себя избранными, – мы укажем им их место в общем строю, на безудержных накинем узду, усечем головы непокорных! Ибо как бы ни хорош был каждый из нас в отдельности – вместе мы лучше, когда признаем один закон для больших и малых. И скорее скала начнет источать воду, нежели единых победят розные. Ты помнишь уничтожение уйгурского государства в Ганьсу тангутами и не забыл, как уйгуры стали данниками кара-китаев. Такое не должно повториться, если мы будем едины. В знак нашего союза и моей признательности за то, что владыка уйгуров готов подставить свое плечо под мою тяжкую ношу, отдаю тебе мою любимую, лелеянную дочь Аал-Алтынай. Когда станут дороги, приезжай, погоняя перед собой, ведя за собой, со свитой по обе стороны, и забирай ее в жены. Я сказал!»
– Ты сказал – мы услышали!
Говоря послание, Чингисхан видел, что посол по имени Атхарах-Бичиксит обмакивает в краску кисточку и водит ею по глади хрусткой рисовой бумаги. Он подошел и, не скрывая любопытства, глянул из-за плеча писца на изощреннейший рисунок письма. Удивился:
– Это все мои слова?
– Одно в одно, великий хан! – с готовностью отозвался Атхарах-Бичиксит.
И не в силах сдержать восхищения, Чингисхан улыбнулся и помотал одобрительно головой.
* * *
Ожулун в эту ночь не просыпалась, как обычно, от любого шороха, а проснулась только с первыми звуками утренних кюпсюров.
Ожулун оделась и вышла из сурта. Стояла, смотрела на алеющий горизонт чистейшего неба, осторожно вдыхала полной грудью прохладный весенний воздух, словно пила из стремительного течения холодную воду…
Осознавая, что близится день расставания с срединным миром, Ожулун снова и снова перебирала в памяти те мысли и думы, что, став привычными за все эти годы, раньше вроде и не затрагивали сознания.
Как будто в первый раз любовалась несказанно прекрасным, горящим алым пламенем восточным горизонтом.
Красоту рождения нового дня замечает каждый, кто не слеп и имеет сердце. Так почему же мало кто понимает величие занимающейся над степью зари новой жизни? Противников и хулителей же много… Возможно ли привести к единому правдивому суду-джасаку, к единому началу народы, до сих пор жившие по-своему, создать для всех людей спокойное благоденствие под солнцем, уму непостижимо…
Великая задача, до которой не дойдет своим мозгом обычный человек. Разве уступят добровольно свою неограниченную власть многочисленные правители, каждый из которых считает себя подобием Всевышнего на земле? Неужели захотят они расстаться с привычкой править как вздумается, поступать как захочется, не боясь ничьего суда, и идти в подчинение к кому-то?
Разве только докажешь свое неоспоримое превосходство и в силе оружия, и в глубине ума. Но и тогда это возможно, если только Бог будет благосклонен к тебе…
В нос ударил запах дыма. Значит, Хайахсын внутри уже развела огонь, поставила чай. Ожулун продрогла, но не могла никак надышаться. Небо прояснялось, вырисовывалась перед глазами степь.
В сурте тепло. Прихлебывая чай, разлитый Хайахсын в фарфоровые сосуды, говорили обо всем сразу и ни о чем конкретно.
К восходу солнца опять заговорили кюпсюры, но на этот раз звук был не такой глухой, звонче и раскатистей.
Хайахсын, не дожидаясь, когда замолкнут барабаны, выскочила из сурта, чтоб встретить своих любимцев, но мальчики пришли раньше, уже дожидались у входа.
Первым вошел Джучи, за ним Чагатай, потом Угэдэй с Тулуем, сели рядышком перед бабушкой.
– Ну что, в путь собрались? – Ожулун оглядела внуков. Какое все-таки это удовольствие: наблюдать, как маленькие мальчики, угловатые подростки превращаются в мужчин, приобретают особую мужскую стать и красоту…
– Собрались. На днях отправляемся, – ответил за всех Джучи.
– Это хорошо, чего воинам сидеть на месте. Как поедете, вместе или врозь?
– Я должен отправиться на запад к уйгурам, Чагатай – на север к хоро-туматам, Угэдэй – к восточным рубежам ила, где джирджены, а Тулуй вместе с отцом – на юг, к Великой китайской стене.
– А когда обратно? В далекие края едете… даже слишком… – Ожулун вздохнула своим мыслям. Доживет ли она, дождется ли возвращения внуков? Скорее всего, нет…
– Наверное, только осенью, когда выпадет снег.
– Бабушка, мы для тебя добудем в далеких краях много разных лекарств, лекарей отправим, а осенью еще привезем, – совсем по-детски выпалил Тулуй.
– Отрадно слышать, но я должна вам одно сказать, – Ожулун улыбнулась. – Запомните, подарки – в первую очередь для каждой из матерей. Заранее выпытайте, кто чем увлекается, ищите подарки соответственно этому. Вся ваша семейная, домашняя жизнь в их руках. Они же будут решать, на ком и когда женить каждого. Решение, принятое матерями, выполняться должно неукоснительно. Конечно, что-то вам не понравится, кое-что вызовет протест, но вы не имеете на это права. Знайте одно: все это они делают для вашего счастья и благополучия ила. Время обязательно докажет их правоту. Я сказала…
