Заунывные, плачущие звуки хура еще больше наполняли песню невыразимой скорбью.
«Грех какой! Разве можно так? Ну почему такие безусые юнцы так любят подобные песни, чем они могут так завораживать их?»
Единственный спутник мой – одна песня,
Отрада души моей – только песня,
Надежда моя – только в песне…
«Бог мой, кто же поет с таким чувством?» – поразился Аргас и, подойдя поближе, заглянул в круг.
Оказалось, пел Дабан, прибывший к ним недавно. Хорчу-тойон перед походом на север за своими тридцатью женами специально приходил, чтоб упросить взять парня.
– Е-если хо-хорошо об-обучить, большой тойон получится из юноши.
– Вон даже как? Если хорошо обучать, то из любой посредственности тойона можно сделать, – привычно подшучивал над другом Аргас. – Раз ты та-такой умный, учи сам.
– Ладно-ладно, не издевайся. А ведь на са-самом деле хороший ма-малый, сам п-посмотри.
Вспомнив, как смеялся Хорчу по поводу его женитьбы на молодой Малтанай, Аргас решил вернуть должок:
– Нохо, каким же образом ты собираешься удовлетворять тридцать молодых женщин? Может, у тебя особенный какой-то?
– Ты не с-смейся, прошу. Са-самому с-страшно, но ради имени… Слово у-ушло – голова у-ушла…
Песня затихла, замолк и хур. На мгновение зависла тишина, нарушенная восторженными голосами:
– Какая песня!
– Дабан, спой еще!
И только теперь кто-то заметил Аргаса-тойона, сдавленно воскликнул:
– Аргас-тойон!
Уличенные в пении запрещенной песни, нукеры быстро разошлись.
Возле костра остался лишь Дабан, виновато понурив голову и теребя в руках хур.
– Это ты? После ужина – ко мне.
Когда Аргас ушел, к Дабану подошли Тулуй с Салбаром.
– А ты, оказывается, так хорошо поешь, Дабан. Жаль, я только конец услышал, – сказал Салбар.
– Такую песню каждый бы спел хорошо, – Дабан вздохнул. – Накажут, наверное… А ведь в моем положении это ни к чему. Жаль.
– Так мы же упросили, а ты уступил нашим просьбам, – сказал Тулуй, обняв Дабана за плечи. – Не грусти. Аргас – старик великодушный. Не станет слишком строго наказывать. Я попробую объяснить…
За ужином было тихо, говорили почти что шепотом.
– Не понимаю, почему нельзя петь такую хорошую песню?
– Кто знает. Она всегда была запретной.
– Да ведь это песня Джамухи.
– При чем тут Джамуха? Джамуха Джамухой, а песня песней.
– Ведь Джамуха наш враг. Значит, и песня его – тоже враг. Потому и запрет.
– Кто знает…
* * *
Накормив проголодавшегося мужа сытным ужином, старуха Дарайа выжидающе смотрела на него в ожидании новостей. Но откуда было взяться большим новостям?! Привыкшая к сражениям, быстрой смене обстановки, старуха скучала. Малтанай, родившая, на этот раз осталась в ставке распоряжаться хозяйством.
Сынку скоро должен стукнуть год, наверное, только начинает ковылять на крохотных ножках. Но уже успел завоевать сердца всех домочадцев и челяди, теперь солнце для всех восходит только с него. Но больше всех прикипела сердцем к маленькому старшая жена, может, еще и потому, что кроха удивительно похож на их первенца, погибшего двадцать лет назад в битве. И теперь часто повторяет: «Скорей встал бы на ножки, сама бы нянчилась, никому не доверила».
«Да, поход уж больно неудачный получается, – думает она про себя. – Придется возвращаться к Малтанай без хороших гостинцев. Хорошо хоть старик Джаргытай здесь, отец Сюбетея. Мастер он искусный, уж он-то сумеет отлить из отнесенного вчера серебряного седла украшения для Малтанай и крохотную кольчужку для мальчика. Пусть приучается ходить в кольчуге, это настоящая одежда для воина, спутник жизни и защита. Что ни говори, жизнь пошла худая. Вместо того, чтобы добыть на стороне, приходится из собственного переделывать… Неужели так и простоим здесь в карауле все время? Хоть страшна война, да, видать, привыкли мы к ней, не обойтись без нее, – от этой неожиданной для нее самой мысли старуха даже оглядывается, ошарашенная. Дожила, старая, войну ей подавай. Но мысли бегут вперед. – С войны с пустыми руками не возвращаются. Но ждать сражения не приходится. Вот что значит привычка, жизнь без войн кажется пресной, что еда без соли и приправ. Хоть бы раз еще принять участие в большом сражении, чтоб было что вспоминать до конца дней… Старость-то вот она уже, скоро совсем ослабею… Слава богу, хоть женщина хорошая подвернулась. А старик-то артачился, не хотел жениться, теперь вон каким орлом ходит, а ведь хиреть уже начал было. У меня же – дите малое, утешение и забава на старости лет».
Но вслух она ничего не говорит. У старика и без того хлопот хватает. Нелегко в его возрасте дни напролет крутиться наравне с молодыми. Не каждый бы сумел это выдержать, да и старик держится больше по привычке… ведь всю жизнь возился с молодежью…
* * *
Караульный доложил, что пришли Дабан и Тулуй.
Аргас сразу понял, для чего явился Тулуй.
– Ну, я вас слушаю. Что скажете? – Аргас строго смотрел на парней, покорно опустившихся перед ним на правое колено.
– Я скажу, Аргас-тойон, – первым вызвался Тулуй.
– Ну…
– Дабан не виноват, он отказывался, но мы упросили.
– Хм… И кто же тогда виноват?
– Мы.
– Мы – это кто?
– Мы… – Тулуй в замешательстве посмотрел вокруг, но тут же поправился: – Я виноват, это я просил его спеть.
– Вот это другое дело. Впредь говори, только когда определишься точно. Ты хан, а не простой тойон. Одно слово хана может решить судьбу целых народов. Ты всегда должен иметь это в виду.
– Я понял…
– А ты что скажешь? – Аргас повернулся к застывшему Дабану.
– Я… Я сам виноват… Никто не заставлял…
– Ах вон какой ты у нас, оказывается, покладистый, – Аргас воскликнул с деланным удивлением. – И в чем же ты виноват, объясни.
– Так… Песня Джамухи…
– Ну и что?
– А Джамуха наш враг…
– Хм… – Аргас понял, что парень в замешательстве выдал свое потаенное, но не стал обострять на этом внимание.
– Потому нельзя было петь его песню, песню врага.
– Ну, это ты загнул, друг. Никто этого не утверждает. Джамуха на самом деле был осужден Верховным судом. Как и что там было – не нашего ума дело, да только никто еще не объявлял Джамуху врагом, никто не накладывал запрета на его песни.
Парни удивленно вскинули глаза.
– Но ведь тебе не понравилось…
– Я действительно не люблю песни Джамухи. А почему? – Аргас с усмешкой посмотрел на ребят. – Потому что есть песни, заряжающие энергией, прибавляющие ума, с очищающей и возвышающей силой. А насколько энергичнее и возвышеннее становится человек от песен Джамухи?
