Приближённым хана действительно было грех жаловаться на жизнь. С той поры, как нашли управу на давних, но излишне возомнивших о своем значении, союзников тангутов, степь вновь была под контролем. Шли новые подати. Из глубинок Алтанского улуса дни и ночи напролёт тянулись к окраинам пустыни Северного Хобо (Гоби) караваны верблюдов и лошадей, навьюченные провизией и товаром.
При этом у собравшихся в Ставке на совет воителей и мудрецов не было прежней уверенности, когда они вмешивались в малейшие волнения в степи, зная, что, не прилагая сил, одним тумэном могут, что называется, нащёлкать по носу любому «расшалившемуся» народу. Теперь особенно настороженно приходилось оглядываться на джирдженов, которые могли собрать и обеспечить довольствием войско несметное: они имели множество родственных племён и народов. Поэтому даже в самых отдалённых районах монголы проводили массовый призыв в войска всех боеспособных мужчин.
* * *
Обездвиженный Чингисхан всё видел и примечал: истинное обожание в глазах одних и корыстную лесть в устах других, пустомельство третьих и молчаливое многоречие четвертых. Но более всего его волновало то, что джирджены на протяжении Великой стены, тянущейся вдоль окраин пустыни Хобо, сосредоточили крупные военные силы, навезли провизии.
Теперь они могли напасть на монголов одновременно с разных сторон совершенно самостоятельными частями. Тогда без того малочисленному монгольскому войску придется ещё более раздробиться, превратившись в крупинки военных соединений, которые джирджены в каждом отдельном случае легко подавят численным превосходством.
Чингисхан еще не заговорил, когда стал услышан. Тойоны враз словно проглотили свои восхваления и перешли к делу. Было ясно, что выжидать для монголов проигрышно во всех отношениях. Требовалось опередить события, ударить первыми, как делали они чуть ли не всегда. Но разница заключалась в том, что крупные войска найманов или тангутов превышали таковые монголов численностью в два, в три раза, а на этот раз предстояло сразиться с противником, в десятки раз превосходящим числом! Но когда народу, имеющему характер, грозит истребление, то путь остается один: смерть или победа.
Промедление было хуже смерти, ибо тогда их ждало еще и бесславие. Алтан-Хан найдет общий язык с кара-китаями и Мухаммет-Султаном, что нападут с запада. Объединенное войско покроет степь, как песок в суховей. Монголы должны были напасть первыми, пустив впереди себя слух, будто Мухаммет-Султан хочет подмять под себя Алтан-Хана, а вместе они считают себя выше кара-китаев, которым, в свою очередь, и знаться-то с первыми зазорно.
Чингисхан также понял, что ему не избежать встречи с Алтан-Ханом, которой, до сей поры, удавалось избежать. Наступал решительный миг, когда «степь» должна была потягаться силами со всем иным миром.
* * *
Вот уже более десяти лет великий тойон Джэлмэ, отвечавший за отношения с внешними странами, вёл тайную слежку за Алтанским улусом.
За это время монгольские лазутчики пустили глубокие корни в китайскую землю: они сумели распространиться повсюду и проникнуть в самые разные слои населения, а также в средние звенья руководства.
Большинство из них – торговцы или люди, близкие к торговым кругам, вхожие в знатные семьи, умеющие провернуть разные сделки на всех уровнях.
В любой стране, даже при жестоком деспотическом режиме, торговец всегда пользуется определёнными льготами, ему предоставлено больше свободы, чем другим, к нему бережнее относятся власти. С торговцами нельзя поступать вероломно, ибо они люди, широко известные в народе: всё, что с ними происходит, быстро становится достоянием общественности, но главное – может отразиться на обороте денежных потоков. А какому правителю хочется остаться с пустой казной и тощим карманом?
Купец разъезжал повсюду, его караваны добирались до самых отдалённых уголков, следовательно, многое в мире знал и видел. Он был не только торговцем, но и вестником, носителем всего нового, законодателем моды. Поэтому прибытие купца для любого стана, улуса или городища становилось событием, собирало множество народа со всей округи, перерастало в празднество.
Джирджены от роду были людьми прямыми, бесхитростными. Им самим бы и в голову не пришло извлечь из разъезжающих по их земле купцов какую-нибудь иную выгоду, кроме купли и продажи товаров. Но китайские мудрецы надоумили простодушных властителей работящего и воинственного народа, чтобы те приблизили к себе крупных купцов, превратив их в осведомителей.
Встревоженные и напуганные подобными предложениями, купцы сразу же послали людей к Джэлмэ. Мудрый Джэлмэ, после недолгих раздумий, пришёл к простому решению: он разрешил всем купцам дать согласие джирдженам работать на них. Но как работать – другое дело.
После этого купцы из монголов или примкнувших к ним народов стали своими людьми в землях джирдженов, перед ними открылись все дороги. Им даже разрешили торговать за Великой стеной, углубляться в пределы Китая. Многие военачальники и даже правители округов постепенно оказались их приятелями.
* * *
Купец Игидэй, некогда росший вместе с Тэмучином, совершенно обжился среди найманов. Торговал он в основном скотом. Это было хлопотное дело, требующее больших разъездов. Перегнать стада баранов, табуны лошадей или караваны верблюдов, чтобы те не потеряли в численности, а по пути нагуляли вес, что называется, не мёд хлебать. Нужен постоянный надзор и ещё раз надзор не только за животными, но и за целым сюняем пастухов, надсмотрщиков, лекарей, торговцев и прочего работного люда.
Игидэй всегда завидовал Сархаю, продающему оружие, или Махмуду, торгующему китайским шёлком. Им был не страшен мор животных или падёж. Они могли остановиться, отложить дела в распутицу или иное межвременье, переждать, отдохнуть. А скот и на день не оставишь без присмотра, не запрёшь на замок. Ему нужен корм с утра до вечера, а для этого требуются всё новые и новые пастбища, вечные сборы, короткие стоянки и нескончаемый путь.
Слава Всевышнему Тэнгри: как только найманы примкнули к монголам, можно было не бояться воров или вождей мелких племён, так любивших прежде промышлять разбоем на дороге. Уводили целые стада! Так что в качестве охраны купцу приходилось содержать вооружённых и обученных воинов.
Раньше у найманов воровство было делом обычным: отобьется от стада животное – не стоит даже искать! Кто первым увидел, тот себе и присваивал, будь это овца или верблюд. И каждый военачальник или вождь в пути обкладывал купца данью, какой ему вздумается. А если кто-то осмеливался им противоречить, противостоять, такого смельчака могли пустить по миру, отобрав всё. Или просто убить вместе со всеми сопровождающими людьми.
Теперь же всё изменилось. Купцы старались вести караваны по тем путям, где располагались части монгольского войска. Здесь, во всех округах, царил железный порядок. Еще бы: по законам Великого Джасака воровство и разбой карались нещадно – так что человек с отрубленной по локоть рукой или переломанным хребтом не вызывал в Степи никакого сочувствия. Все знали цену его увечья.
