– Вот это дельные слова! – помутневшие глаза Кехсэй-Сабараха загорелись, лицо посветлело. – К широкому пути приведут лишь мудрые решения. Ну, раз ты сам просишь, сам желаешь услышать… Истину знает лишь Всевышний, лишь высшие силы способны узреть ее! А смертные люди могут судить да предполагать, исходя из жизненного опыта, из того, что от людей слышали да из преданий узнали.
Старик с радостью увидел, как внимательно, совершенно по-новому слушает Кучулук. Прежде молодой хан уже бы нетерпеливо ерзал на месте, улыбался из вежливости и потряхивал головой, мол, все понятно, старик, давай покороче! Его манила степь, где подростковые забавы текли вперемешку с грозными взрослыми делами. Кехсэй-Сабарах даже иногда с опаской подумывал, что да, хорош парень, и ловок, и смел, боец удалой, но сомневался: получится ли из него предводитель и повелитель? Теперь Кучулук восседал на пестрой подстилке, будто сокол перед охотой. Крутой лоб словно нависал над лицом, а в глазах отражалось каждое слово учителя. Как он в эти мгновения был похож на своего отца!
Старый воин спрятал улыбку умиления и продолжил суровую речь.
– Любой человек должен понимать, что его характер и внешность передаются ему от предков, как древесный ствол растет из корней. У глупца, произошедшего от рода никчемного, случайного, и судьба обретает случайный характер, подобно щепке, плывущей по течению. А тот, у кого благородные, знатные предки, прежде, чем совершить тот или иной поступок, может воспользоваться своей родовой памятью, как копилкой, заранее взвешивая все достоинства и недостатки своего характера. Он имеет возможность просчитать, основываясь на опыте предков, возможные ошибки и сделать выводы. Родовитый человек, даже самого пылкого нрава, всегда ведет себя осторожно, руководствуется разумом. Тогда ему удается преодолевать многие преграды, уходить из расставленных недругами ловушек.
– Потому я должен знать не только легенды, воспевающие величие нашего рода, но также всю его подноготную. Только ты один можешь поведать мне всю правду, не искажая ее ни в чем, – сказал Кучулук, вскочил и заметался в маленьком сурте, словно зверь в силках. – Ведь сам я еще не выстроил своей судьбы, и все мои достоинства и недостатки – наследство предков?!
– Истинную правду говоришь, – Кехсэй-Сабарах во все глаза смотрел на своего мальчишку, еще не веря, что хан так быстро уловил суть его слов. – Жизнь человеческая подобна наконечнику длинной стрелы, выпущенной из лука.
– Все зависит оттого, из чего сделан, кем и как был натянут лук, и верно ли заточен и насажен наконечник? Так откуда пошла стрела моего рода и какова она?
– Ты думаешь, что готов выслушать правду, выдержать и понять?
– Выбора не дано. Я должен знать правду о своих предках, какой бы она ни была. Я рожден ханом.
– Это слова настоящего Правителя!
– Давай для ясности рассмотрим то, что произошло сегодня. Сейчас мне самому понятно, что я, в шутку переодев джасабыла Арсыбая в собственные одежды, не считаясь с твоим советом, рисковал не только своей жизнью, но и судьбой нашего народа. Теперь спрашиваю прямо. Только я такой уродился или в отце, в деде тоже были похожие черты?
– Хм… – Кехсэй-Сабарах долго мялся, крякнул и заговорил опять иносказаниями: – Если покопаться в прошлом, то из старого сундука многое можно вытащить…
– Правду! Ты должен рассказать все по правде! Не бойся, что бросишь тень на святые лица моих предков или обидишь меня. Нет здесь никого постороннего. Ты говоришь только мне. А я должен знать это!
– Хорошо-хорошо. Только ты не наседай на меня так. Не горячись. Я уже не молод, надо собраться с мыслями. Думаю, как тебе объяснить….
– Говори прямо, – замер напротив старика Кучулук.
– Теперь я вспоминаю, что и дед, и отец твой на самом деле обладали нравом вспыльчивым, горячим, что вело иногда к опрометчивым поступкам. Очень часто в угоду своему характеру стремились воплотить в жизнь даже случайно влетевшие в голову мысли, а это почти всегда оборачивалось несчастьем.
– А если это были случаи, когда нужно было мгновенное решение, надо было ловить момент?!
– Бывало и такое, бывало. В решительные моменты они вели себя, как герои. Но это не всегда оборачивается крупными победами. В жизни ничего не решается однозначно. Одно дело – уметь принять решение. Это очень важное качество для повелителя. Вот бедного Тогрул-Хана погубила его привычка слишком долго раздумывать, не принимая решения в неотложных вопросах, сомневаться именно в такие моменты.
– Я тоже слышал про это.
– Но это одна сторона. Другое дело – поймать удобный момент. Этот момент в девяти случаях из десяти нужно уметь подготовить! Пусть иные говорят: «Как ему везет!» Но ты о своем везении должен уметь позаботится сам.
– Выходит, медлительность все-таки лучше горячности?
– Выходит, так. Но еще лучше – взвешенность суждений. Не зря есть выражение: золотая середина.
– Значит, только тот, кто ходит по середке, сможет прожить свой век без больших ошибок и упущений? – Кучулук усмехнулся и опять уселся на подстилку, нахохлился, став похожим на хищную птицу. – Но ведь середка, она и есть – середка. Может, это и спокойная долгая жизнь, но – по середке! Без больших, и уж тем более, выдающихся побед и завоеваний!
– Как сказать… Лично я предпочел бы долгую, размеренную жизнь глупой смерти по собственной дури. А сколько на моих глазах сильных племен и родов оказывались истребленными под корень из-за большой горячности и пыла своих предводителей. О, таким орлам укорачивали крылья те, кто с виду казался телком. Но – обладал осторожностью и расчетливостью. Да можно ли вести войско по чужой стране без опаски, без оглядки?! – у Кехсэй-Сабараха от волнения даже задрожал голос, и он невольно перенесся мысленно в прежние, счастливые для найманов времена. – Я делал переходы с войском в сотни мэгэнов!..
Кехсэй-Сабарах вдруг осекся, застыдившись, что позволил себе погордиться.
– Я знаю, мне не раз говорили, – поддержал его ученик, – что ты ни разу не попадал в засады и не оказывался в неожиданных положениях.
– Ладно, что прошлое ворошить, – старику все же было неловко. – Прошло безвозвратно. Как будто ничего и не было.
– Но, по рассказам людей, тебя знавших, воевавших с тобой, выходило, что ты не был таким уж осторожным военачальником?
– Что теперь скрывать, дело давнее, – старик усмехнулся: – Я был хвастуном.
Этого Кучулук никак не ожидал услышать.
– Да ну?! – не поверил он.
– Правда, сынок, правда. Уж я-то знаю, – старик вздохнул. – Когда хан хвалил, а люди возносили хоть малейшую мою удачу, мысли мои парили, язык развязывался. Признание людей окрыляет любого, даже самого посредственного человека. А если я видел, что хан не понимает, не поддерживает меня, делает замечания или ругает, я терял всякую способность думать, падал духом.
– Видимо, это было так. Даже я помню, как огорчились тойоны, когда хан тебя отстранил от руководства войском перед самым сражением с монголами, и ты не стал спорить, – Кучулук заговорил с укором. – Молча и покорно согласился с его решением.
