— Решила из себя разыграть жертву, сволочь? — Он снова хватает меня, но теперь за руку, выворачивая ключицы, дотаскивает до входа в полицейский участок и оставляет валяться на улице.
Это точно не сон, я не проснусь, и происходит нечто такое, за что меня готовы покалечить. Мне очень сложно сосредоточиться на мимо проходящих людях, они все делают вид, будто меня вообще здесь нет. Хотя еще вчера каждый из них готов был целовать мои следы. Какого хрена? Это все, о чем я думаю? Какого хрена произошло?!
— Лежит, красавица, решила притвориться умирающей. Осмотри ее, ты же раньше лечил лошадей. Буду я еще врача для нее вызывать, будто нет других дел. — Меня толкают в спину, затем подтягивают за подмышки, опирая на стену. — И смотри, чтобы не удрала. — Полицейский идет к машине и возвращается с системой, которую передала Кэрри. — На, держи, надеюсь, ты пустишь в ее вены воздух. Медленно сдохнет всем на радость. Лучше так, чем народ ее линчует, понимаешь, о чем я? Нам не нужны скандалы. — Пакеты летят мне в лицо, а я даже не могу отвернуться. — Потом заставь ее своими двумя оказаться там на скамье. — На моем запястье застёгивается браслет, и, судя по звону, на меня только что надели наручники.
Полицейский уходит, оставив меня с человеком, больше похожим на молодого студента, одетого, как сантехник. Его футболка перемазана грязью, лицо вытянуто, а в глазах плещется шок.
— Я думал, ты выглядишь иначе. — Даже не вымыв руки, он снимает колпачок с иглы, вешает на скамью мешок с инъекцией, перегибая ее в нескольких местах до образования воздушных пузырьков, и разглядывает мои вены. — Значит все-таки алкоголичка, вены хорошие.
Он протыкает мою вену, перетягивает на себя пакет, и, не отрываясь от моего лица, разглядывает меня так, словно я жуткое чудовище, исчадье ада, которое необходимо истребить. Как только по крови идет раствор, меня клонит в сон, не контролируя себя, отключаюсь, слегка свесив голову на бок.
Тень, в которой я была совсем недавно, исчезает и на смену ей приходит палящее солнце. Оно иссушает меня, наказывает за все те ошибки, что я раньше совершала. Кожа горит в тех местах, где солнечные лучи сжигают меня заживо, оно издевается надо мной точно так же, как этот детородный студент, выдергивающий иглу из-под моей кожи. Сколько раз он уже убирал систему и возвращал ее на место, теряя вену, будто это было сделано намеренно, поиздеваться надо мной лишний раз. Горячая грубая рука хлопает меня по щекам, я смотрю в глаза человеку, мучившему меня все это время. Он встает на ноги и заходит в помещение. Мне становится немного легче, но слабость и немощность уничтожают мои попытки вывернуть руку из наручников. Металл скрипит, соприкасаясь с поручнем, я осматриваю свои исколотые вены, на которых уже образовывается обширный синяк.
Я чувствую, как мое сердце начинает биться быстрее под действием лекарства, мозги закипают, учащенное дыхание сменяется приливом жара к коже. Дыхание превращается в прерывистое, хватаю себя за грудную клетку, в панике осматривая трясущиеся ноги. Тело вытягивается в струну, голова опрокидывается назад, и меня начинает бить в судорогах. Провал в моей голове, сдавливание висков и нехватка воздуха.
— У нее эпилептический припадок, — слышу голоса, как из трубы, мое сознание отключается, превращая меня в растекшуюся массу, нет никаких мыслей или чувств. Тело будто отделяется от души, оставляя только фон. — Что ты ей ввел?
— Лошадиный препарат кетамин. Она должна была стать более разговорчивой, — говорит тот, что сидел рядом со мной все это время.
— Ты идиот! И что мне теперь с ней делать? — Долгое молчание. — Хватай за ноги, закинем ее в камеру, если сдохнет, все равно никто не будет переживать. У нее никого не осталось. Уже справки навел.
— А те, что были в доме? — дрожь в голосе молодого парня. — Как с ними быть?
Я больше ничего не чувствую, мощный прилив, и мое сердце останавливается, воздуха больше нет, людей, звуков.
Я будто со стороны наблюдаю, как некогда красивый город Куэрнавака пылает огнем, все его улицы превращаются в подобие вен, ведущих к самому сердцу. Извилистые лабиринты, охваченные пламенем, другие узкие улицы похожи на артерии, заполненные красными реками крови. Все это стекается в единственное место, огромная пирамида Теопансолько.
Хаос, заставляющий бежать людей все быстрее, но я вижу, что никого из них не останется. Они все умрут, как бы ни старались избежать своей участи. Я чувствую, как им больно, и жалость просыпается во мне.
— Ты не должна вмешиваться, — я слышу его голос, он глубокий и сильный.
— Мы должны им помочь. — Он молчит, все еще стоя рядом со мной и наблюдая за этим бесчинством. — Я не прошу тебя пойти со мной, можешь оставаться. Но не брошу их.
— Ты не сделаешь этого. Мы договаривались! Не будь такой идеалисткой. У них нет шансов. Ты все разрушишь! — Я молчу, решение уже принято, и он знает об этом не хуже меня. — Ты погубишь всех нас! — он кричит на меня, но это только подстёгивает. — Психея… — Я чувствую его разочарование и гнев, ничего не могу поделать с собой.
Глава 8
— Что с ней произошло? — громкий голос мужчины сотрясает маленькое здание. — Почему она в таком виде?
Сердце от волнения подскакивает, ощущение счастья, радостный шок. Звук его голоса отзывается глубоко внутри меня, это невыносимая потребность, увеличивающаяся с каждым вдохом — слышать его снова и снова. Я даже не подозревала, насколько сильно нуждаюсь в нем до этой минуты.
— Синьор, — со звоном в голосе произносит другой человек, — она поймана с поличным. И ее одежда уже выглядела таким образом.
— Умение лгать не ваш конек, — мужчина говорит это с ленцой, будто ему уже надоел этот спектакль. — Решетку откройте, — тон, не терпящий ожидания.
— Но постановление… — Я вздрагиваю от громкого удара кулаком по дереву.
— Я в последний раз говорю вам сделать так, как велено. В данный момент активно работает защита, у нас есть подписка о невыезде.
Шорох, звон металлических прутьев и скрип открывающейся двери. Приглушенные шаги, я открываю глаза, чтобы увидеть его. Грант стоит спиной ко мне и подписывает бумаги, выглядя так, будто сошел прямиком с небес. Безупречно отглаженные серые брюки и белоснежная рубашка с закатанными до локтя рукавами. В такой дыре… Он кажется мне нереальным, может, я все еще нахожусь под лекарством и у меня галлюцинации?
— Саванна, пожалуйста, зафиксируй на фото побои, следы уколов, надорванную одежду на теле, — он едва сдерживает себя, судя по тону. — И выясни, куда мы должны поехать для судебно-медицинской экспертизы.
— Я все организую, Грант. Ты подписал все бумаги? — спрашивает девушка. Подходит ко мне и начинает фотографировать, ослепляя вспышками. Я рассматриваю ее, короткие светлые волосы золотого блонда, сверкающие голубые глаза, родинка над верхней тонкой губой и идеальный макияж. Она похожа на Мадонну в молодости, стоит ее губам слегка растянуться в улыбке. Лисьи глаза цепляются за каждую деталь в моем внешнем виде, я чувствую себя раздетой и растерянной.
