— И что, по-твоему, перемирие — это неповиновение? — Стоит появиться намеку на улыбку, чувствую укол в сердце.
— Уступки и поддержка. Мы теперь оба гибкие, — улыбаюсь ему, надеюсь, он не станет сейчас возмущаться, мне в целом нравится эта политика перемирий, надеюсь, мы и дальше будем ее придерживаться.
Грант слегка ведет плечом, берется за ручку двери и толкает ее в сторону. У меня снова горит нога, надо срочно что-то делать с раной. Она не заживает. Вообще. Такое впечатление, что я разлагаюсь изнутри, все мои органы пострадали, и теперь каждый дает о себе знать. Особенно сердце. С левой стороны снова колет, я морщусь и глубоко дышу, остановившись, чтобы переждать этот момент. Мужчина идет к лестнице останавливается в ожидании, рисую на лице улыбку и иду следом.
— Ты плохо выглядишь. Прими душ, я помогу тебе с вещами, как только закончу со своими. — Я обожаю его поцелуи в висок, они такие интимные и бодрящие.
— Я свалилась в пустоту и плавала среди, сам знаешь, чего, откуда я могу приобрести цветущий вид? — Мы поднимаемся тихо по лестнице, он обнимает меня за плечи и помогает делать шаги, которые действительно становятся все тяжелей. — Спускайся вниз, я выйду. — Он отрицательно качает головой. — Хорошо, стой в дверях. Но на улице. Не хочу будить всех.
— Тогда быстро, — шепчет он. — Я выгляжу гибким?
Его эти шуточки, никогда не понятно, насколько он серьёзен. Пройдя по длинному коридору, не встретив в нем ни души, мы с Грантом разошлись каждый в свою комнату, обговорив дальнейший план действий. Все, что сейчас я хотела, это убраться отсюда как можно скорее и защитить свое тихое счастье от чужих глаз. Испытаний и так хватало, остановившись на вещах, из общей кучи я вытащила футболку и просторные штаны. Боль в ноге усиливалась, хотелось избавиться от мокрой ткани и заменить старые бинты. Закрывшись в ванной комнате, села на край ванны и начала разматывать бинт. Ярко-красное пятно около краев воспалённой кожи выглядело неважно. Видимо, удар об воду спровоцировал небольшое кровотечение. Вытаскиваю с полочки перекись водорода и антисептик. Мне кажется странным такое медленное течение заживления, хотя врач и предупреждал об этом. Уйдут месяцы на восстановление, но что делать с этой тянущей болью? Маленькая баночка с обезболивающим заманчиво выглядывала из ряда других лекарств, вытащив одну таблетку закидываю ее в рот и запиваю водой из-под крана. Обработав рану, стягиваю грязные вещи, кидаю в черный мусорный пакет, постираю потом.
Обмотав по-быстрому ногу, натягиваю плотные носки и скидываю в черный пакет, спрятав баночку обезболивающего. Думаю, Гранту не понравится то, что он увидит, надо держать его подальше от своих болячек. Переодевшись, пару раз провожу щеткой по грязным волосам, затягиваю в хвост и выхожу из ванной комнаты, столкнувшись нос к носу с растрепанной и неестественно бледной Хименой.
— Господи, как ты меня напугала. — Хватаю деревянное полотно двери, сердце едва не останавливается от неожиданности. — Что ты здесь делаешь в такую рань? Тебе явно надо отдохнуть.
Взгляд мечется по комнате в поисках циферблата. Пять тридцать, обычно ее вообще нет в доме в такое время. Она же не остается здесь ночевать, что изменилось сейчас? Женщина с каким-то заторможенным видом передвигается по направлению к одному из кресел и обессилено падает на него. Меня настораживает ее непонятное поведение, первое, что хочу сделать, слинять из комнаты, но человек был настолько гостеприимен, поступить с ней таким образом будет верхом безразличия. Мешок с грязными вещами бесцельно свисает в моих пальцах, касаясь деревянного пола. Потянувшись к шкафу, я замираю на месте после секунды сомнений. Пару минут с меня не убудет. Разворачиваюсь и возвращаюсь к странно выглядящей женщине, присаживаюсь перед ней на корточки и беру за обе руки. Они ледяные и синюшные.
— Что-то произошло? — Некогда убранные в аккуратный пучок волосы свисают по обе стороны лица, седая прядь придает еще большего драматизма.
— Это была ужасная ночь, — не узнаю ее голос, прищурившись, придвигаюсь ближе. — Когда вы ушли с праздника, она хотела вам что-то сообщить. Так нервничала.
Хмурюсь, ничего не понимая, нога еще больше начинает ныть, поэтому меняю положение, усевшись перед женщиной на пол, так, чтобы видеть и слышать ее. Из-за низко опущенной головы слова практически неразличимы, ее губы, не желающие нормально размыкаться, и состояние настораживает меня.
— Она? Химена, о ком ты? — Оглядываюсь на дверь в надежде, что зайдет Грант или Эрнесто, кто угодно, только бы не оставаться здесь с человеком в таком состоянии. Зря я сказала ждать меня внизу. — Ты явно не в себе. Может водички? — Приподнимаюсь, полная решимости помочь, но она удерживает меня мертвой хваткой.
Темные стеклянные глаза впиваются в меня, злобный взгляд пронзает насквозь, пригвождая к месту. Пячусь назад, хватая ручку с края комода. Это моя защита, если она решит на меня напасть. Ее вид не обещает ничего хорошего.
— Ты принесла столько боли. Столько зла, — она говорит злобным голосом. — Он же пошел за тобой. И чем ты оплатила. Ты превратила нашу жизнь в ад.
Мне становится понятно, что у нее явно что-то случилось, загадки и ребусы в исполнении взволнованной женщины не помогают. Подталкиваю ногой сумку и шарю рукой по столу.
— Я уезжаю отсюда, — стараюсь говорить бесцветным тоном, не показывая паники. — Позже поговорю с Сав и Эрнесто…
— Не поговоришь, — обрывает она меня, шлепая сухими губами и привставая. — Ни с одним из них. И не увидишься.
Открываю внутренний шкаф и нащупываю свои документы и права, где же этот долбаный телефон?!
— Давай, когда ты выспишься, мы с тобой созвонимся. И ты спокойно мне все расскажешь. — Я практически вытягиваю белый флаг перемирия, надеясь привести ее в чувства.
— Ты же ненавидела Саванну. Испортила жизнь Эрнесто. Да и Матео тебе не нравился. Все, кого ты ненавидишь, умирают, да? — Черные глаза наливаются слезами, белки краснеют, и ее лицо морщится. Она движется на меня, как в хорошем хорроре, перекосившись, как горбун, на один бок.
— Я ко всем относилась и отношусь нормально. И никому плохого не желаю, как и тебе, — пытаюсь успокоить ее. — Саванна поедет с нами. А ты отдохни.
Плюнув на одежду и прочее барахло, я открываю двери, в спешке зацепившись за дверную ручку футболкой.
— Ты убийца. Убила мальчишку, затем раздавила Саванну, и от Эрнесто избавилась. — Я поворачиваюсь к женщине лицом, нечаянно зацепив рукой стеклянный пузырек с маслом для волос. Он разбивается на мелкие осколки, разливает вязкую жидкость, разделяя расстояние между мной и Хименой. Липкая дорожка, совсем как та, что еще недавно разливалась во мне предчувствием. Тело будто приросло к полу, все замерло на мгновение, пока внутри меня не начало зарождаться мерзкое чувство вины. Оно похоже на руки, изуродованные временем, старые и сухие, как ветки. Сжав мое сердце, удерживают его, запрещая сделать такой необходимый удар. Тупая боль, словно кто-то только что воткнул нож и совершает надрез без наркоза. Затаив дыхание, я боюсь сделать движение, не рассыпавшись.
