– Мне не надо!
– А папа что скажет?
– Папа и без этого золота человек! Не надо ему! И мне – не надо! И бабке – бабке-то ведь тоже было не надо!
– Не рискнула продавать, – пожал плечами Петя. – Или в самом деле, может, не надо ей было такого золота… Я б тоже не взял. Эх… А старикан, видать, та еще мразь… А мы с Андрюхой-то со всем уважением…
– Мы не знаем наверняка, – Митя приобнял дрожащую Мурку. – Он это собирал, не он… Нам не узнать. Малыша, ты не пори горячку. Это большие тут деньги лежат, – он покачал кулоном. – Вот это надо на международный аукцион выставить, точно. И это, – он ткнул в браслетик. – Деньги.
– Я бы сдал государству, честно, – буркнул Петя, разматывая проволоку, прижимавшую крышку на коричневом бидончике. Размотал, открыл. И побелел как мел: – Блин… Люди, да разве ж так можно…
Бидончик был полон каких-то золотых непонятных штучек, то по одной, то слепленных по несколько. Мурка с недоумением посмотрела на Митю:
– Это что?
– Зубы золотые, коронки, – Митя отвернулся. – Петя, закрой!
Петя закрыл бидончик. И даже снова примотал проволокой оббитую крышку. Митя сказал:
– Сдадим. Этот ужас – точно сдадим.
Петя спросил:
– Только что мы скажем? Где нашли?
– Полы меняли и нашли, – ответил Митя. – Но как сдавать, если нам светиться нельзя? Так что, Малыша, тебе придется. Или отцу твоему… Или просто закопать на Пискаревском кладбище, что ли… Петя, давай вскрывай следующий. А сдать… Ну, что-то сдадим, да… Но сначала осмотрим. Изучим, – из следующего ящика он вытащил что-то очень похожее на яйцо Фаберже. – А вот это, Малыша, стоит тридцать таких квартир, как эта…
– Не надо мне, – упрямо сказала Мурка. – Забирай себе, если хочешь… А! Я придумала. Помните, дед Косолапов девок малолетних, которые с гадючьей фермы сбежали, подобрал? Они ж там бедные все… Давайте этих девчонок, Наташку и Маруську, на обеспечение возьмем, что ли… Вырастим. Так хоть будет по-человечески, правда?
Но Митя сказал, что все должен решать ее отец. Поэтому наутро они с Митей, Шведом и Янкой поехали в Сестрорецк, там в санатории взяли папу на прогулку и поехали дальше вдоль залива в ресторанчик. Мурка была рада видеть отца. Родной, живой, завтра выписывают. Когда на днях она спросила, чего он вдруг решил найти ее и вернуть в родные дочери, он замялся, но сказал, что, когда после похорон летел в Нижневартовск, перебирал все в голове – и вдруг понял, что девку такую молоденькую, почти свою, выгонять совсем одну в жизнь в наше время – подло. И вспоминал, как она ушла молча, гордая такая, номер заблокировала… А глаза-то у нее тогда в подъезде не гордые вовсе были, а детские, Васькины. И вот эти Васькины глаза ему все это время покоя и не давали. Ну, и сразу, как работа пустила, на самолет и в Питер. Разыскивать. Стыдно было, конечно, к парням этим из охраны обращаться, но чего уж… Фотография? Какая фотография?
Он правда ничего не знал про девочку Элю из плюшевого голубого альбомчика. Мурка не сразу решилась ему показать фотку маленькой бабки. Ушла. Но подумала, подумала – и вечером переслала ему на телефон. Сразу пришел сигнал «просмотрено». И только минут через десять сообщение: «Ну, значит, я все правильно сделал».
Да, правильно. Он хороший, папа. Родной. Может быть даже, когда-нибудь потом, когда у него сердце совсем окрепнет, можно будет показать ему фотки Васьки – из зеленого солнечного рая. И все рисунки про Ваську. И даже тот «Васькин мультфильм», который еще весной они с Янкой и Шведом придумали сделать из этих рисунков. Швед уже первый эпизод слепил… Папе нужен такой мультфильм. Очень. Она еще подумала про новеньких папиных младенцев в Нижневартовске: они ведь тоже должны знать, какой у них был братик?
Сегодня папа оказался еще заметнее похудевшим, подтянутым, бодрым. Успешный европеец, а не папа, который когда-то потихоньку от матери ел слипшиеся пельмешки из Васькиной жестянки. Как же ему хорошо без Яковой С. И.! Без нее всем хорошо. Даже гадюкам. Ползают себе в траве вдоль озера, а не в виварии валяются…
Папа сиял: завтра выписка, да еще приехали дочь и хорошие люди. Швед и Янка ему нравились просто так, как ее друзья, а в Мите под мягкой интеллигентностью он чуял мощнейшую житейскую и финансовую хватку и потому уважал, как делового человека и спасителя дочери. Эти люди – и дочь – помогли ему оставить все проблемы в прошлом и решить вопрос с квартирой. Впереди – счастливые годы, и папа строил планы. Еще в машине завел с Муркой воспитательную беседу о будущем: мол, бизнес, нефть, топливные терминалы, ты умная, хваткая, зачем тебе эта книжная графика на твой железный характер, ты ж моя дочь, давай быстро в Горный, или вон в Нефтяной техникум, закончишь – возьму к себе, правой рукой будешь!
Мурка долго это терпеть не стала:
– Нет уж, спасибо. Мне вон мамаша ровно то же самое предлагала. И бизнес, и в правые руки. Так что, пап, я как-нибудь сама.
– Да с голоду пропадешь на своих картиночках!
– Не пропала же зимой.
А Митя добавил:
– За те картиночки, что Марта рисует за полчаса-час, ей платят от трех до десяти тысяч. А если маслом или под заказ… Не пропадет, словом. Такой уж талант. И сила жизни. Так что нет, господин Катцепрахт, ваша дочь давно уже не беспомощный подросток.
– У меня своя жизнь, пап, – мягко добавила Мурка. – Если у меня есть возможность делать то, что хочу я – это я и буду делать. Потому что жизнь одна и короткая.
– Но реальность…
– У каждого своя. Не беспокойся. «Книжная графика» – понятие растяжимое. Вот научусь и буду свои пространства создавать. Иммерсивные среды, например. И виртуальную реальность под заказ людям придумывать. Любую. Так что… Я выживу.
– Ну… Что ж. Да, ты сильная.
Она подумала, а стоит ли подделывать воспоминания и создавать реальность прошлого, где Васька жив, а бабка – не ведьма, как по правде, а добрая и пирожки печет, картинки с Красной Шапочкой вышивает, и папа с мамой… Ой, нет. Мать переделывать – никакой виртуальной силы не хватит. Ее – забыть. Мурка оглядела всех любимых своих людей. А кому из них – какую реальность? А они вообще такой свой виртуальный мир захотят ли? Они ведь сильные. Они каждый свою реальность создают. Да такую, что если собрать лишь те следы в Интернете, что они уже оставили, и сгенерировать бота – внуки обалдеют. Мурка решила, что для себя будет «делать жизнь» под не выдуманную виртуальную реальность. А чтоб все по правде. Чтоб, когда будет сто лет, войти туда и прожить все заново. Ну, ладно уж, и внукам показать. А начало будет… Начало будет про широкие серые северные реки и про золото детской глупости, которое смываешь с себя в тихой темной речушке, и оно ненужными узорами уплывает за поворот, в прошлое… Безвозвратно.
Потом был обед на открытой террасе над заливом, солнце сверкало на столовых приборах и прозрачных бокалах, на голубой глади залива. Шуршали волны, орали чайки, слабенько-слабенько, но пахло морем. Папа пообедал, слегка успокоился, любовался водной ширью, потом стал выяснять, планирует ли дочь пойти учиться в автошколу, есть ли у нее загранпаспорт, и куда бы она хотела поехать. Мурка сказала:
