Дэллоуэй застыл в дверях, недоуменно обозревая представшую его взгляду картину: Эмили, Шелли, стоящая со скальпелем в руке, тревожное лицо Мередит, царившее в комнате напряжение. Затем его взгляд упал на мальчика в кровати, и Эмили увидела в его глазах боль.
– Я сделала все, что могла, Руперт, – сказала Мередит дрожащим голосом. – Сейчас он более стабилен. И только что говорил с нами.
– Почему ты не позвонила мне? – спросил Дэллоуэй, едва сдерживая гнев.
– Я хотела, но в тот момент мне было не до звонков, – пролепетала она в свою защиту. – Я собиралась поставить ему дренаж.
Хирург издал крик полного отчаяния.
– Дренаж!… Посмотри на него, Мередит. Просто посмотри на него! У него отторжение, глупая ты женщина…
Эмили больше не могла держать язык за зубами:
– Я несколько часов назад велела ей вызывать «Скорую». Они обе были готовы дать ему умереть.
– Вам не следовало приходить сюда, Эмили, – сказал врач. – Полиция вас ищет.
– Тогда позвоните им. Я спокойно уйду вместе с ними.
Дэллоуэй с сожалением покачал головой:
– Увы, сейчас не лучшее время пускать в мой дом полицию. Боюсь, вам придется задержаться здесь. Уолтер нуждается во мне.
– Они сказали, что это ваш сын.
– Верно, Эмили, – сказал он голосом, полным печали, и внимательно посмотрел на нее. Эмили не ощутила к нему неприязни. Было видно, что Дэллоуэй убит горем.
– Ему нужно в больницу. Вы не можете держать его здесь.
Медленными движениями хирург стянул с шеи галстук-бабочку и расстегнул воротник рубашки. Затем снял смокинг. Положив его в изножье кровати, подошел к сыну, наклонился, обхватил одной рукой маленькую голову и погладил желтоватую щеку другой.
– Мой замечательный мальчик… – прошептал он.
– Вызывайте «Скорую», мистер Дэллоуэй, еще не поздно! – взмолилась Эмили.
Он выпрямился и разгладил свои рыжевато-золотистые волосы.
– С моего сына довольно больниц. Первый год своей жизни он провел там. Знали бы вы, через что он прошел!… В конце концов его почки отказали, и бо́льшую часть своей жизни он провел на диализе. Увы, беда в том, что болезнь одного органа приводит к тому, что из строя выходит другой. Когда поражена печень, лекарства становятся бессильны. Мне казалось, мы победили эту напасть… Я лишь хотел помочь ему.
– Не сдавайся, Руперт! – крикнула из дверного проема Джемма Дэллоуэй. От неожиданности все вздрогнули. Она молча подошла к двери и теперь стояла там. По ее лицу медленно стекали слезы. – Даже не думай!
Дэллоуэй ничего не сказал, но его лицо говорило само за себя. Эмили долго в упор смотрела на него, отчаянно желая, чтобы он согласился с ней, чтобы увидел что-то еще, помимо безнадежности и неизбежности конца. Внезапно Джемма схватилась за грудь и испуганно вскрикнула. Ее глаза наполнились ужасом – она увидела, в каком состоянии находится ее сын. Дэллоуэй прошел через всю комнату и обнял свою жену. В эти мгновения Эмили увидела их такими, какими они были на самом деле. Несмотря на их богатство и успех, несмотря на дар Дэллоуэя исцелять больных, они были обычными родителями, которым выпало ужасное испытание.
– Ты сказал мне, что он будет жить, – с упреком воскликнула Джемма. – Ты сказал мне, что это его спасет.
Дэллоуэй прижался подбородком к ее голове:
– Я ошибался.
В глазах у Эмили потемнело – то ли сказывалась эмоциональная травма, свидетельницей которой она стала, то ли давала о себе знать сжигающая ее изнутри инфекция. Эмили знала лишь одно: она упадет, если не приляжет прямо сейчас. Она видела, как Шелли подошла и обняла Дэллоуэев. Это жест показался ей неуместным. Она чуть не сказала, чтобы та оставила их в покое. Но Дэллоуэй убрал руку с плеча жены и притянул к себе Шелли. Эмили в изумлении уставилась на это странное трио. Ей нужно бежать отсюда. Нужно поскорее уйти из этого дома.
Пытаясь взять в себя руки, Эмили посмотрела на дверь. Резкий голос Шелли вывел ее из задумчивости:
– Можно попробовать еще раз, Руперт. Еще не поздно. У вас здесь есть еще один донор.
Эмили в шоке подняла голову. Все они смотрели на нее. Шелли, Дэллоуэй и Мередит впились в нее оценивающим взглядом. Джемма смотрела так, словно Эмили была ее последней надеждой.
Страх помог ей обрести голос.
– Вы готовы убить меня, чтобы забрать мою печень?
Шелли широко раскинула руки:
– Ты прямо трагическая актриса, Эмили. Мы отщипнем лишь кусочек. Нам не нужна вся. Она восстановится через несколько недель.
Ноги Эмили подкосились, и она больно стукнулась коленками о пол. Попыталась встать, но конечности отказывались подчиняться. Понимая, что все ее попытки подняться бесполезны, она завалилась на бок. Голова была тяжелой. Эмили безвольно откинула ее назад и тотчас ощутила затылком мягкость ковра. Портреты игроков в крикет смотрели на нее со стен. Она лежала, представляя себе, как слышит удары мяча о деревянную биту, видит солнечный день, зеленую траву, голубое небо. Затем в ее голове раздался еще один звук – треск ломающихся ребер, словно какой-то хирург ломал их пополам. Эмили застонала, тщетно отгоняя от себя картинку сломанных костей и своего вскрытого тела, и попыталась вернуть другую – ту, где был солнечный день, зеленая трава, голубое небо… что угодно, лишь бы заглушить хруст ломающихся костей.
Глава 41
Через щель в ширме Эмили увидела, что мальчик не спит. Он был один в комнате. Интересно, где же все остальные?
Ее положили на операционный стол за ширмами и подняли боковые перила, чтобы она не скатилась. Сначала Эмили испугалась, что ее уже прооперировали, но затем увидела, что на ней по-прежнему ее одежда. Она чувствовала себя совершенно больной и ее мучила жажда. За окнами было темно. Интересно, сколько еще часов до утра? Наверняка скоро будет день. Ей казалось, что она проспала целую вечность.
– Привет, Уолтер, – окликнула она мальчика.
Мальчик повернул к ней голову. Эмили протянула руку и, схватившись за край ширмы, повернула его чуть в сторону, чтобы лучше видеть ребенка.
Он слабо улыбнулся ей:
– Ты тоже болеешь?
Она кивнула:
– Немного.
– Папа пытается меня вылечить, но я не думаю, что он сможет. Мне кажется, я слишком болен.
Эмили проглотила комок в горле:
– Твой папа – очень хороший врач.
– Я знаю, но лучше б он был просто папой. Тогда он мог бы говорить со мной и не пропадать на работе. Он взял бы меня в сад и поиграл со мной в крикет. Изабель могла бы бегать за мячиком, хотя она не очень хорошо ловит…
– А мама?
– Мама снова стала бы доктором. Она перестала работать, когда я заболел.
