* * *
На садовой скамейке, поставив отекшие ноги на белые туфли без задников, с кружкой в руке сидела пожилая женщина. Рядом с ней стояли два чемодана, а на скамейке лежала тряпичная кукла. Женщина представилась как Мария Василе, но затем она поняла, что они с Джеральдин уже разговаривали по телефону. Ее первый вопрос был вполне предсказуем:
– Где Дэллоуэи?
Джеральдин просидела с ней более часа, подробно рассказывая о том, что произошло, и даже время от времени давала ей всплакнуть. Она осторожно допрашивала свою собеседницу, но та не сообщила ей что-то особо ценное, лишь то, что Дэллоуэи добрые люди и растили двоих детей – больного мальчика и девочку, которую она полюбила. Похоже, Мария была не в курсе, что происходило в комнате мальчика; туда пускали не всех. В ее обязанности входило присматривать за Изабель и помогать вести домашнее хозяйство. Джеральдин задумалась. Как ей сообщить своей собеседнице, что та напрасно проделала этот путь и что надежда вновь увидеть Изабель крайне маловероятна?
Кипевшая вокруг них деятельность говорила о том, что, помимо полиции, делами Дэллоуэев занимается кто-то еще. Какой-то мужчина загонял лошадь в фургон. Джеральдин помахала ему рукой, давая понять, что сейчас подойдет к нему. Марию она оставила сидеть на скамейке. Надо будет попросить констебля Робертса отвезти женщину в гостиницу или даже обратно в аэропорт и помочь ей взять обратный билет домой.
Мужчина был похож на Руперта Дэллоуэя, хотя выглядел старше. Джеральдин достала удостоверение и представилась.
– Генри Дэллоуэй, брат Руперта, – закрывая двери фургона, ответил мужчина тоном, в котором слышалось явное нежелание разговаривать. – У меня есть разрешение забрать лошадей, если вдруг это вас интересует, – добавил он, не отрывая глаз и рук от замка́.
– Не интересует, – ответила Джеральдин. – Но я сочувствую вам по поводу того, что случилось в вашей семье.
Его плечи поникли, и он покачал головой:
– Мою дочь обвинили в убийстве… Мой брат отправится за решетку… Мой племянник умер… Моей семье много чего пришлось пережить.
– Я вам искренне сочувствую, – повторила Джеральдин.
Мужчина ничего не ответил и уже собирался уходить, как вдруг раздался скрежет шин по гравию. Оба оглянулись, чтобы посмотреть, кто приехал. Лицо Генри Дэллоуэя неожиданно просияло:
– Это моя жена. Она привезла Изабель. Девочка знает, что больше здесь не живет, но мы хотим, чтобы она знала, что ее дом по-прежнему здесь и из ее жизни не все исчезло. В последние годы я редко видел детей своего брата. Все свое свободное время он отдавал Уолтеру, так что Изабель, вероятно, считает нас чужими…
«Рейндж Ровер» остановился; пассажирская дверь распахнулась, и раздался радостный возглас. Генри Дэллоуэй и Джеральдин обернулись: у них на глазах девочка бросилась к сидевшей на скамейке женщине и обняла ее за шею. Мария взяла со скамейки лежавшую рядом с ней куклу и вручила ее девочке.
– Это их экономка, верно? – спросил Генри.
Джеральдин кивнула:
– Няня Изабель. Она вернулась, чтобы вновь о ней заботиться.
Генри Дэллоуэй во все глаза глядел на свою маленькую племянницу, которая льнула к няне. Было видно, что они обе очень привязаны друг к другу.
– Я еще об этом пожалею, – негромко вздохнув, пробормотал он и зашагал к своей жене, племяннице и ее няне. Через пару минут Джеральдин увидела, как Мария в молитвенном жесте воздела руки к небу, а Изабель обвила руками длинные дядины ноги. Затем жена, девочка и няня сели в «Рейндж Ровер». Джеральдин облегченно вздохнула.
Глава 50
Через пять дней Эмили уже возвращалась из больницы домой – с немногочисленными вещами и открыткой с надписью «Выздоравливай скорее» от Джерри Джарвиса. Он предложил отвезти ее домой, но Эмили отказалась, объяснив, что ее отвезет Джеральдин. Она чувствовала: Джерри надеялся стать для нее больше, чем просто другом, но она не была готова к этому. Ее психика была слишком расшатана, чтобы позволить кому-либо оказаться частью ее жизни. В свою очередь, она надеялась, что он останется ее другом, и была рада, что полиция не выставила против него никаких обвинений. Его единственным преступлением было то, что он в нее поверил.
Медсестра, готовившая Эмили к выписке, вынула из ее руки катетер и отрезала больничный браслет с фамилией. Свободна… Эмили улыбнулась на прощание, но внутри у нее все вдруг сжалось от ужаса. К ней направлялся доктор Грин.
Как обычно, он был безукоризненно одет и излучал спокойствие.
– Похоже, я успел вовремя, чтобы попрощаться с вами, – сердечно произнес доктор.
У Эмили отлегло от сердца. Они обменялись рукопожатиями. Но что ему сказать? За эти несколько дней у нее было время все хорошенько обдумать. Из-за того, что с ней произошло, она теперь человек второго сорта. Всякий раз, заполняя опросник, рядом с вопросом «Вы когда-либо наблюдались в психиатрической клинике?» она будет вынуждена ставить галочку в квадратике «да». У нее было здоровое тело и разум, но с тем же успехом она могла получить судимость.
– Мне и вправду очень жаль, вам столько всего пришлось пережить, – сказал доктор. – Возможно, через какое-то время мы сможем об этом поговорить?
Он заметил ее мгновенный отказ и вежливо наклонил голову.
– Я читала о ваших морских коньках, доктор Грин. У меня было время, пока я здесь лежала. Оказывается, морской конек – один из опаснейших морских хищников.
Он удивленно поднял глаза:
– Но не забывайте, что они также замечательные отцы.
Эмили посмотрела ему вслед, когда он зашагал прочь, и подумала о том, что Дэллоуэй, вероятно, был замечательным отцом. Хищник, который сделал все, что было в его силах, чтобы спасти своего сына. И она сама, и София, и Нина Бэрроуз стали его жертвами.
* * *
Оглядев комнату Эмили, Джеральдин решила, что вполне может оставить ее здесь одну. Она давно пришла к выводу: Эмили – скрытная молодая женщина, которая скорее всего с нетерпением ожидает того момента, когда захлопнет дверь и останется в одиночестве, сбежав от безумия этого мира в свой безопасный дом.
Эмили сидела на диване, задумчиво накручивая на палец короткие волосы. Взгляд ее был отрешенным.
– Это вещь Зои? – спросила Джеральдин. – Кулон, который я надела вам на шею. Дэллоуэй сказал, что он имел для вас какое-то значение.
Эмили покачала головой:
– Нет, он мой, но его мне подарила Зои. У нас обеих были такие. Инь и Ян. Мой кулон был парой ее кулона. Зои нравилось, что вместе они образуют единое целое. Она говорила, что это я и она. Вместе они образуют круг. Она их подписала.
Джеральдин подошла и, сев рядом с Эмили, осторожно взяла кулон в руку. Цепочка была короткой, и кулон размещался где-то в области яремной впадины. Ее взгляд остановился на выгравированном слове.
