Причем само имя Свенельда, которое фиксировалось со слуха, имеет в летописях десятки вариантов написания: Свѣнелдъ, Свѣналъд, Свѣнделъ, Свѣналдъ, Свеналд, Свѣнделдъ, Свѣньделдь, Свиньлдъ, Свѣнделъ, Свинделдъ, Свенгелдъ, Свѣнгельд и так далее).
Упомянутые летописью два сына Свенельда – Мстиша и Лют – носят уже славянские имена. Из этого мы можем предположить, что семьей воевода, во всяком случае, обзавелся на Руси и никакого иного места жительства она для себя не предполагала; скорее всего, в том числе и судя по имени, Свенельд сам происходил из ославяненной руси и родился на землях восточных славян. (В скобках заметим, что процесс имянаречения шел параллельно в семьях воеводы и его владыки-князя: Игорь и Ольга сами носят ославяненные скандинавские имена, а сына назвали славянским именем – Святослав; то же случилось и с Мстишей и Лютом, принадлежавшим к тому же поколению, что и Святослав.) Дружина Игоря говорит о нем «одному дал много» (в НПЛ), то есть рассматривает его как одного из своей среды – вероятно, из этой дружины он и вышел, но со временем заметно оторвался от массы по богатству и влиянию.
Откуда же такие черные краски? Как и в случае с Ольгой, Свенельд пострадал из-за своей славы. Как Ольге предание приписало массовые убийства, желая этим ее прославить, так Свенельда, видимо, очень знаменитого при жизни Игоря человека, предание никак не хотело «отпустить на покой».
ПВЛ:
В год 6453 (945). Сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой…»
Здесь же: Ольга же была в Киеве с сыном своим, ребенком Святославом, и кормилец его был Асмуд, и воевода был Свенельд.
В год 6454 (946). Ольга с сыном Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю… И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал…»
В год 6479 (971). «Согласно другому уряжению, заключенному при Святославе, великом князе русском, и при Свенельде»…
В год 6480 (972). Пришел Святослав к порогам, и напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него. Свенельд же пришел в Киев к Ярополку.
В год 6483 (975). Однажды Свенельдич, именем Лют, вышел из Киева на охоту и гнал зверя в лесу. И увидел его Олег и спросил своих: «Кто это?» И ответили ему: «Свенельдич». И, напав, убил его Олег, так как и сам охотился там же. И с того началась вражда между Ярополком и Олегом, и постоянно подговаривал Свенельд Ярополка, стремясь отомстить за сына своего: «Пойди на своего брата и захвати волость его».
В год 6485 (977). Ярополк плакал над ним и сказал Свенельду: «Смотри, этого ты и хотел!»
В НПЛ Свенельд неоднократно упоминается в «догреческий» период деятельности Игоря: именно там еще под 922 годом указано «И бе у него воевода, именем Свенделд»; он получает дань с примученных угличей и с древлян, собирая по черной куне с дыма; пожалование ему дани с этих двух племен указано дважды, под разными годами.
По убеждению А. А. Шахматова, крупнейшего исследователя русских летописей, все дальнейшие, после истории с данью, упоминания Свенельда – позднейшие вставки. Очень возможно, что так оно и есть; после Древлянской войны Свенельд исчезает из летописных сюжетов на много лет, хотя, казалось бы, пребывание на престоле женщины и ребенка открывало для него, мужчины и воеводы, широчайшее поле государственной деятельности. Однако в следующий раз он «всплывает» только в походе Святослава в Болгарию, в 971 году. Когда Святослав уже собирается вернуться на Русь за новым войском, вдруг откуда-то появляется «воевода отень Свенделд», то есть «воевода его отца», с советом возвращаться верхом, а не в ладьях по Днепру. Откуда старый Игорев воевода взялся в походе Святослава, в Болгарии? А если он все эти годы (26 лет) служил Святославу, почему до сих пор «отцовский»? Такое чувство, что летописец вспомнил о нем в первый раз после 945 года и в его представлении Свенельд все еще воевода Игоря; летописец считает его как бы опять новым лицом и находит нужным его «представить» читателю. Все время деятельности Святослава Свенельд таится где-то в тени, чтобы волшебным образом возникнуть под самый конец и снова начать играть роль проводника на тот свет – для самого Святослава и двоих его сыновей.
Если же мы примем версию Шахматова, что дальнейшая «деятельность» Свенельда после 945 года – результат позднейшей вставки, то отпадут и все те сюжеты, которые давали основания винить его в коварстве. Останется простая схема: воевода Свенельд принимал деятельное участие в покорении древлян и уличей и получал дань с этих племен, но остальная Игорева дружина возмутилась этим положением дел и…
А что было дальше, сразу так не скажешь: здесь начинается первая загадка этого сюжета.
Кому выгодно?
Просто принять полную версию летописной легенды затруднительно: очень странным выглядит поведение обоих действующих лиц, и Игоря, и Свенельда (древлян и подавно, но о них поговорим потом, отдельно). Игорь, человек опытный, победитель Греческого царства, здесь выглядит не просто жадиной, но и дурачком. Один раз собрал уже собранную дань, потом отослал дружину домой, а сам решил пойти в третий раз…
«На исходе зимы 945 года из Древлянской земли потянулись к Киеву обозы с медом, воском, мехами, зерном. Большие были обозы. Если вытянуть их по одной дороге, то они, пожалуй, покрыли бы все расстояние от Киева до Искоростеня, стольного города древлянского князя Мала.
Но Игорю и этой тяжелой дани показалось недостаточно. Великолепие Свенельдовой добычи неотступно стояло перед глазами. «Если хитрые древляне нашли меха, мед и прочее добро для второй дани, – прикидывал князь Игорь, – то почему бы не собрать с них третью дань? Древляне обросли густой шерстью, яко овцы, пока Свенельд обретался за морями. Самое время состричь!
Игорь собрал своих мужей и объявил властно, как о давно решенном:
– Идите с данью домой, а я вернусь к древлянам и возьму еще.
Недоуменно и встревоженно переглянулись мужи…»
(В. Каргалов, «Полководцы Древней Руси»)
Вот тут персонаж, вполне здравомыслящий по предыдущему тексту, начинает вести себя как марионетка, которую дергает за ниточки всемогущая литературная традиция. С треском писатель пытается впихнуть традиционную, непреложную схему в историю жизни людей, которые вроде бы не были раньше глупыми, но встает она не очень хорошо. Игорь же прекрасно знал, что такое древляне, их противостояние с полянами длилось не первый век. Чтобы, ослепнув от жадности, рассчитывать на успех подобного дела, надо было быть глупцом. Эта глупость хорошо сочетается с легендарной биографией Игоря-неудачника, но очень плохо – с данными о реальном Игоре, который добился своего в противостоянии с Романом Лакапином, византийским императором. А тот ведь сам был не изнеженным царьком из сказки, а выходцем из низов, солдатом, который императорского венца достиг сам и был очень достойным противником. И вот Игорь, прошедший не одну войну, побывавший под «греческим огнем», вдруг воображает, что третий подряд сбор дани с древлян будет легкой прогулкой, на которую можно пойти с малой дружиной? И не слушает самих древлян, которые уговаривают его не зарываться? («И послаша к нему, глаголюще: «Почто идеши опять? Поималъ еси вьсю дань»…)
