Поскольку в Киеве, вероятно, имелись не только вполне взрослый князь, но и княгиня, Ольга могла себе позволить длительную отлучку.
Летописная легенда выставляет крещение княгини главной и по сути единственной целью поездки. Иоанн Скилица подтверждает это: княгиня прибыла в Константинополь, крестилась, была почтена за свою преданность истинной вере и отбыла восвояси. Думаю, для средневекового человека это и впрямь была достаточно весомая причина, чтобы не искать других. Но все исследователи сходятся на том, что у поездки были и другие причины, что княгиня желала вести переговоры по каким-то вопросам политического, экономического и военного сотрудничества. Надо думать, без этого и правда не обошлось. Но круг этих вопросов определяется в самых общих чертах. Пишут, что Ольга была недовольна Игоревым договором и хотела его изменить (либо подтвердить). Это не кажется обоснованным: во-первых, Игорев договор был не так уж плох, во-вторых, еще не прошли даже те тридцать лет, пока продолжалось его «официальное» действие, да и какие у нее были основания для его пересмотра? Из подписавших его умерли Роман Старший и Игорь, но Константин, Ольга и Святослав были живы и договор сохранял законную силу.
Мне представляется, что главных направлений в переговорах было три. Первое упомянуто в том известии, что по возвращении домой Ольга принимала ответное посольство греков:
Присла к ней цесарь грѣцкый, глаголя, яко «Много дарихъ тя. Ты же глагола ми, яко «аще възвращюся в Русь, многы дары послю ти: челядь, и воскъ и скору, и воя многы в помощь».
Это ожидание «воя многы в помощь» может действительно указывать на предмет переговоров. Для Византии, постоянно и тяжело воюющей с арабами на суше и на море, Русь была не объектом посягательств, а источником возможной поддержки. Об этом немало говорилось в Игоревом договоре: он обязался, во-первых, защищать византийские владения в Крыму, а во-вторых, поставлять Византии военную помощь в нужном ей объеме. И действительно, во второй половине Х века есть свидетельства о том, что русские воины не раз принимали участие в борьбе с арабами. В частности, при отвоевании острова Крит, предпринятого в 961 году, в войске Никифора Фоки упоминаются «русские конники». Возможно, именно этого Константин и добивался от Ольги. Но чего добивалась от него она?
Второе возможное направление лежит в сфере будущих притязаний Святослава и его завоевательской политики. Такие предприятия, как его поход на Хазарский каганат (начатый с отъема хазарских данников-славян) не делаются наобум. Прежде чем посягать на величие одной сверхдержавы, нужно было уладить этот вопрос с другой сверхдержавой. А Византия, хоть и находилась с Хазарией в состоянии многолетнего соперничества (на тот момент у них были и территориальные претензии), все же не могла хотеть ее разгрома. Вся византийская внешняя политика веками была направлена не на уничтожение врага, на чье место придет другой, еще хуже, а на его сдерживание и при случае – использование в своих интересах. Полностью восстанавливать этот вопрос я не возьмусь, но вероятно, что завоевания Святослава 960-х годов подготавливались уже сейчас его матерью, дипломатическим путем. Проект брака, который мы уже рассмотрели, мог быть нужен именно ради этих намерений. Нельзя точно сказать, как шло обсуждение хазарского вопроса, но, скорее всего, пока не очень удачно.
И третий неизбежный предмет переговоров должен был касаться церковного строительства на Руси. Подразумевалось, что Ольга, крестившись сама, имеет намерение привести к Христовой вере и всю Русь, ее к этому побуждал даже новообретенный долг христианки. Если бы ее крещение было сугубо частным делом, то незачем было ради этого предпринимать эпохальное путешествие в Царьград и искать духовного родства с самим императором. Но она никак не могла продвигать христианство без активной помощи христианской державы, обладательницы автокефальной церкви. И вот, видимо, эту помощь она пыталась выторговать в обмен на своих «воев в помощь». Насколько у нее это получилось, ясно намекает та же летописная статья:
Отвѣщавши же, Олга рече къ послом: «Аще ты, рци, тако же постоиши у мене в Почайнѣ, якоже азъ в Суду, то тогда ти вдамъ». И отпусти слы, си рекши.
Это «если постоишь у меня в Почайне» породило множество толкований. Мы уже много раз показывали на примерах, как наивно было бы понимать летописные сказания в прямом смысле. И в этом случае нельзя делать вывод, что-де Ольга обиделась за то, что ее заставили долго ждать. Однако резкий ответ Ольги греческому посольству и впрямь выражает ее решительное недовольство сотрудничеством. А ведь он обращен не к кому-нибудь, а к ее крестному отцу, который для крестной дочери являлся земным Христом, и невежливое обращение с ним – практически святотатство. Также отмечают, что император нарек ее «дщерью» не только в церковном смысле, но и в политическом. Чтобы так ответить – отвергая и духовное, и политическое «отцовство» Константина, – нужно было иметь очень весомые причины для недовольства. «Вы не дали мне того, чего хотела я, и я не дам вам того, чего хотите вы», – надо думать, примерно такой смысл был в ее легендарном ответе. Сам Константин ни в какой Почайне постоять не мог: он вообще, кажется, ни разу в жизни не покидал пределов своей империи. Ольга, уже будучи с ним знакомой, едва ли ждала, что он для нее сделает исключение. Вероятно, заявление «как мы у вас, так и вы у нас, иначе никак» означало несколько другое – требование равенства, и протокольного, и политического. Того равенства, на которое Ольга, по ее мнению, могла претендовать, перейдя из «варваров» в христиане, которого Константин не готов был за нею признать. С его точки зрения, Византия возглавляет все христианские народы, а они должны исполнять ее волю – то есть признать зависимость своей политики. А на признание политической зависимости Русь, перед этим веками привыкавшая заключать договоренности по итогам военного похода, пойти не могла. Имея в виду те же планы насчет Хазарии, ей требовалась свобода действий. И вышло, что звание «дщери», которым надлежало гордиться, Ольга отвергла.
На золотом блюде с дорогими камнями…
Я вижу и еще одно доказательство того, что Ольга осталась недовольна итогами визита. Деталь, но довольно показательная. Это связано с пресловутым золотым блюдом – или двумя золотыми блюдами. В описании приема Ольги Константином указано: «дано было княгине на золотом блюде с дорогими камнями 500 милиарисиев». Новгородский архиепископ Антоний, в конце XII века совершивший паломничество в Царьград, перечисляет реликвии, виденные им в алтаре Святой Софии, и в том числе: «трапеза, на нейже Христос вечерял со ученики своими в великий четверток; и пелены Христовы, и дароносивые сосуты златы, иже принесоша Христу с дары волсви; и блюдо великое злато служебное Олги Руской, когда взяла дань, ходивши ко Царюграду. Во блюде же Ольжине камень драгий. На том же камне написан Христос… У того же блюда все по верхови жемчюгом учинено».
Итак, более двухсот лет спустя после поездки Ольги в Царьград в алтаре Великой Церкви хранилось подаренное ею блюдо, причем наряду с пеленами Христа и дарами ему волхвов!
О происхождении этого блюда у писателей были разные версии. А. Антонов в романе «Княгиня Ольга» пишет: «…Ольга же сумела привезти из Киева лишь большое золотое блюдо, отделанное диамантами, которое намеревалась пожертвовать в храм Святой Софии». То есть оно было привезено ею из Киева с заранее обдуманным намерением. Насчет «диамантов» писатель погорячился: алмазы в то время добывались только в Индии и не имели в Европе широкой известности. «Каменья драгие», которыми тогда украшали самые ценные ювелирные изделия, в том числе королевские короны, были в основном из того разряда, которые сейчас зовутся полудрагоценными: жемчуг, низкокачественные изумруды, кварц, гранат, сердолик, аметист, горный хрусталь. Иногда сапфир и рубин. Причем в одном изделии могли использоваться вставки как сапфира с аметистами, так и цветного стекла. Алмаза, кажется, ни в одном из сохранившихся изделий даже византийского производства нет.
