После трехчасовой задержки обоз наконец тронулся с места. К тому времени солнце уже стояло высоко. Детям было жарко, и они капризничали; взрослые были раздражены пустой тратой времени и нервничали.
Миссис Торн немногословно извинилась перед соседями. Щелкнув кнутом, она прикрикнула на лошадей и, умело маневрируя, поставила фургон на положенное ему в обозе место. Не без удовольствия Мисси наблюдала за ловкими движениями отважной и решительной соседки, сидевшей на скамье фургона с угрюмым лицом и немигающим взглядом.
Говорили, будто миссис Торн знала, что ее муж не останется в лагере чинить сбрую, как знала и чем он займется, попав в город. Многократно ситуация повторялась в прошлом и, вне всякого сомнения, перекочует в будущее. Но Мисси была уверена: стойкая миссис Торн справится и с этими неприятностями, ничто не сокрушит несгибаемую женщину.
Восхищенным взглядом проводила Мисси упряжку миссис Торн. Как эта железная дама вошла в роль возничего! Руки ее, держащие вожжи, не дрогнут, глаза не мигая глядят на ослепительно яркое полуденное солнце. «Такая женщина, естественно, не может не смотреть на мир свысока», — согласилась Мисси. Однако уже в следующий миг у нее перехватило дыхание. Сначала Мисси решила, что ей показалось. Но нет, сущая правда: по смуглому грубоватому лицу миссис Торн ручьем текли слезы. «Бедняжка, как она страдает! И никто даже не подозревает. Боже, прости меня. Прости, что я не замечала раньше ее стиснутых от боли и мучений губ. Укажи мне путь, как помочь этой несчастной женщине. Боже, прояви к ней доброту и любовь. Она нуждается в тебе, Господи».
После этого случая Мисси старалась при всякой возможности поприветствовать миссис Торн улыбкой, оказать ей какой-то знак внимания, и несчастная женщина потихоньку оттаяла.
Прошло четыре дня после отъезда из Липтона. Понемногу жизнь в обозе вошла в привычную колею. Мужчины, как следует вздохнувшие от дорожной тоски в тавернах города, теперь приходили в себя и, окончательно протрезвев, с не меньшим рвением взялись за неотложные хозяйские дела. Был лишь один человек, которого не без оснований подозревали в нарушении сухого закона, — брат миссис Тутл Дж. М. Дулей; как-то ему удавалось прятать виски в фургоне. Между братом и сестрой по этому поводу беспрестанно происходили яростные стычки. Ну и конечно, в неприятности, обрушившиеся на Джесси Тутл, считала своим долгом вмешиваться миссис Пейдж. Так что военные действия развернулись на новом направлении.
Весь обоз от души потешался над смехотворностью перебранок, но в дело вмешался мистер Блейк, который решил положить конец этому безобразию. Пьянство брата миссис Тутл открылось, и он получил по первое число, а фургон миссис Пейдж глава обоза велел переместить в конец колонны, подальше от Джесси Тутл. Казалось, все уладилось.
Вечером четвертого дня обоз, как всегда, остановился на ночлег. Мисси заканчивала мыть посуду после ужина, когда неожиданно прибежала Нел, дочь миссис Козенски, и передала просьбу матери спешно прийти к Бекки Клей.
— У миссис Клей днем начались сильные схватки, и она хочет видеть вас.
Все перевернулось внутри у Мисси. Она целый день не видела подругу, не выходившую из фургона на воздух, и скучала по ней. «Наверное, Бекки, устала, — решила Мисси. — Ей сегодня не хочется идти пешком». А дело обернулось иначе. Молодая женщина попросила Генри передать мужу, где она будет, и, схватив шаль, бросилась к фургону семьи Клей. Она шла быстро, но старалась не бежать, чтобы в лагере не начали беспокоиться.
Уже подходя к фургону, Мисси услышала слабые стоны Бекки. Миссис Козенски как раз спускалась по ступенькам и, не позволив молодой женщине войти внутрь, отвела ее в сторону. Лицо акушерки было тревожно.
— Плохи дела, мэм, совсем плохи, — сказала миссис Козенски срывающимся голосом. — Я… принимала роды не раз, много младенцев… Но это преждевременные роды, ребенок маленький, и потом, неправильное положение… — Она безнадежно покачала головой, по щекам ее текли слезы. — Совсем плохо, ей нужен доктор.
— Можно я пойду к ней? — с мольбой в голосе спросила Мисси.
— Иди, милая.
Поднявшись по ступенькам, молодая женщина тихонько вошла в фургон. Бекки лежала на кровати вся в поту, влажная и горячая, лицо ее было бледным как полотно, длинные волосы разметались по плечам. Подойдя к подруге, Мисси взяла ее за руку и стала гладить по волосам. Мисси старалась говорить ровно и спокойно, не очень отдавая себе отчет — о чем, но ее нежный голос, казалось, убаюкивающе подействовал на измученную болью и страданиями женщину.
Мисси оставалась с Бекки почти всю ночь. Положение бедняжки не улучшалось, порой она впадала в беспокойный сон, но скоро просыпалась от боли. Джон и Вилли тоже ни на шаг не отходили от фургона, молча сидели они у костра. Но после долгих часов бдения обеспокоенный Вилли попросил миссис Козенски отправить его жену спать, иначе она сама будет в опасности, и акушерка тотчас сменила Мисси.
Наутро супруги Ла Хэй с трудом поднялись — они почти не спали, — а нужно было собираться в дорогу. Мисси сразу послала мужа узнать, как дела у Бекки, и тот вернулся с нерадостной вестью: ничего не изменилось. Машинально, точно пребывая в полусне, Мисси готовила завтрак, мыла после завтрака посуду, а на сердце у нее лежала тяжесть.
Верховой, один из помощников главы обоза, появился возле их фургона, уже когда посуда была уложена и лошади накормлены. Он ехал вдоль всей цепочки фургонов и сообщал каждой семье распоряжение мистера Блейка: «Пока у миссис Клей не родится ребенок, обоз останется на месте». Молодая женщина бросилась обнимать хорошего вестника: ей страшно было подумать, что Бекки в таком состоянии придется трястись в фургоне по ухабистой дороге. У Мисси отлегло от сердца.
Накануне вечером мистер Блейк отправил посыльного в Липтон с поручением найти врача и привезти его к роженице. В лагере молились все — кто знал молитвы и кто не знал их. Все обращались к Богу и просили: «Господи! Пусть доктор найдется и прибудет вовремя».
Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей о страданиях бедной роженицы и не имея никакой возможности облегчить ее положение, люди в ожидании врача занялись домашними делами. Женщины стирали одежду и наводили порядок в своих дорожных домиках. Мужчины в очередной раз проверяли, все ли в порядке с упряжью, сбруей и колесами фургонов.
Вечером сидели у костра, коротая время за разговорами о том, о сем. Время тянулось медленно, и нервы у всех были на пределе; происходившее в фургоне семьи Клей болью отзывалось в сердце каждого. Ближе к ночи, не зная, чем помочь бедняжке Бекки, и надеясь, что утром всех порадует хорошая весть о рождении младенца, люди начали гасить костры и укладываться спать.
Утро не принесло перемен. Ребенок не родился.
Начался еще один долгий день. Все хозяйственные дела были переделаны, все настирано, починено, и люди не знали, чем занять себя в эти часы томительного и тревожного ожидания. Врача до сих пор не было. И хотя все понимали: прошло более чем достаточно времени, чтобы добраться сюда из Липтона, — надежда не умирала. Наконец посыльный вернулся — весь в пыли, усталый, подавленный. Он принес нерадостную весть: врача в городе нет.
