– Выглядит плоховато, – услышала она, несмотря на детские крики, голос брата.
Белинда посмотрела на обожженную ручку. У нее свело в желудке, она закрыла глаза и стала считать, стараясь не глядеть на рану, которая выглядела ужасно.
– Нужно ее почистить, – Люк почти кричал, чтобы она его услышала. – Я не хотел давать хлороформ такой маленькой девочке, но, видимо, это понадобится.
Белинда смотрела на то, как Люк капнул хлороформом на чистую салфетку. Затем он быстрым, но спокойным жестом прикрыл нос и рот ребенка. И Белинда почти сразу почувствовала, как маленькое тельце обмякло в ее объятиях. Люк осторожно положил девочку на чистую простыню, покрывающую кухонный стол.
– Нужно поторапливаться, – сказал он. – Я не хочу давать ей много хлороформа. Ты должна внимательно за ней следить.
Как только я сделаю знак, проверяй пульс и наблюдай за тем, как она дышит. Я постараюсь закончить как можно быстрее.
Сказав это, Люк взял ножницы и стал отрезать обожженную мертвую плоть. Белинда радовалась, что ей было чем заняться, вместо того чтобы просто смотреть на Люка. Она проверила слабый пульс девочки, обрадовавшись тому, что он ровный. Дыхание тоже не менялось. Белинда подняла веки и проверила реакцию на свет. Кажется, с малышкой все в порядке.
– По-моему, действие хлороформа заканчивается, – сообщила она Люку, заметив, что веки девочки затрепетали. – Может, дать еще немного? – Я почти закончил. Постараюсь успеть. Я бы не хотел давать ей больше хлороформа, если этого можно избежать.
Люк снимал последние ошметки зараженной плоти, когда девочка заворочалась. Несколько секунд она недоуменно осматривалась по сторонам, а затем опять закричала. Люк посадил ее, а Белинда крепко обняла, стараясь успокоить. Сильный запах лекарства на повязке, казалось, пропитал все вокруг.
Белинда чувствовала, что ее ноги превращаются в резину. Она держала крохотную ручку, пока Люк осторожно накладывал на ожог стерильные бинты и вновь забинтовывал. А девочка все кричала. Белинда не понимала, почему она кричит: из-за боли, страха или гнева? А может, из-за всего вместе? Наконец работа была закончена, и Люк взял малышку на руки. Он мягко разговаривал с ней тихим голосом, расхаживая по комнате, осторожно покачивая ее на руках и шепча нежные слова утешения.
Мало-помалу девочка успокоилась. Люк продолжал ворковать с ней. Он снова и снова повторял, что она уже совсем большая, смелая девочка, и вскоре она выздоровеет. Он повернулся к Белинде, которая без сил повалилась в кресло.
– Пожалуй, можно сказать матери, чтобы она вошла, – предложил он.
Белинда потянулась за пальто. «Свежий воздух!» – с облегчением подумала она, потом вышла из дома и направилась к амбару.
Женщина ничком лежала на сене. Рядом с ней, плотно укутанный, чтобы защитить его от холода, лежал младенец.
– Мэм, – позвала Белинда, склоняясь над несчастной матерью, – мэм!
Женщина пошевелилась и повернула к Белинде заплаканное лицо.
– Все готово. Можете идти в дом.
– Слава Богу! – пробормотала женщина.
Белинда внимательно посмотрела на нее. Что она имела в виду? Это не похоже на благодарственные молитвы, какие произносили мама и папа. Нет, это прозвучало совсем по-другому. Белинда растерялась, не зная, что сказать.
– Да, мэм, – решилась она. – Мы благодарим за это Бога.
Только Он способен сделать так, чтобы лекарство помогло и рука зажила.
Женщина очень странно посмотрела на Белинду, затем поднялась с сена, взяла спящего младенца и поспешила в дом.
Когда они пришли на кухню, Люк уже успокоил девочку. Он вытер заплаканное личико теплой тканью и откинул со лба взъерошенные волосы. Если бы не ее опухшие глаза, никто бы не догадался, что она перенесла такое тяжелое испытание.
Девочка потянулась к матери, и та быстро положила младенца, чтобы взять дочь на руки.
– Я приеду снова через пару дней, – предупредил Люк.
– Сколько... сколько раз нам придется еще пройти через это? – спросила молодая мать.
В ее глазах застыл мучительный страх.
– Сложно сказать, – честно ответил Люк. – Сейчас ожог выглядит не очень хорошо. Нам придется бороться, чтобы предотвратить заражение. Нужно внимательно следить за состоянием девочки. Но я надеюсь... надеюсь, что скоро начнется процесс заживления. Как только это произойдет, малышка быстро выздоровеет. Так часто бывает с детьми, – уверил он мать, погладив девочку по голове.
Люк улыбнулся матери.
– Мы сделаем все, что от нас зависит, – пообещал он.
Она кивнула. Она была слишком измождена, чтобы хотя бы поблагодарить его, и Люк это понял. Он собрал свои вещи, бросил грязные бинты в плиту на кухне, чтобы женщина не увидела то, что напомнит ей о страданиях дочери, и потянулся за пальто.
Когда они вышли на улицу, Люк положил Белинде руку на плечо.
– Спасибо, – сказал он. – Без тебя я бы не справился.
Она слабо улыбнулась.
– Ты не возражаешь прийти сюда еще несколько раз, чтобы помочь мне? – Нет, не возражаю. Я помогу.
– Не очень приятно, да? – Не очень, – признала Белинда.
– Работать с детьми всегда намного сложнее, – сказал Люк, качая головой. – И я надеюсь и молюсь о том, чтобы мне никогда не пришлось лечить своих собственных. Я не знаю, как с этим справлюсь. Это касается и других детей из нашей семьи.
Это было бы ужасно. Бедные малыши просто не понимают, за что им эта боль и для чего нужно лечение.
Люк покачал головой. Белинда поняла, что он тяжело переживает.
– Ты нормально себя чувствуешь? – искренне спросил он, заглядывая ей в лицо.
– Нормально, – ответила Белинда.
– Там ты казалась немного бледной.
Белинда улыбнулась:
– Да и настроение у меня было так себе.
Люк быстро ее обнял и повернулся, чтобы отвязать лошадей.
– Мне нужно ехать к Уильямсам. Они думают, что ребенок заболел корью. Давай встретимся у них в четверг сразу после того, как у тебя закончатся занятия в школе, хорошо? – Хорошо, – сказала Белинда, – я приду.
– Может, в следующий раз будет не так тяжело, – заметил Люк, – но... ничего не обещаю.
Белинда кивнула и взобралась на Коппера. Ей не терпелось добраться домой.
Глава двадцать первая. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ?
Белинда не стала понукать Коппера, надеясь, что он сам выберет, с какой скоростью бежать домой. Хорошо, что лошадь сама знает дорогу. Белинда не обращала на нее особого внимания, потому что по-прежнему раздумывала о том, чему только что стала свидетельницей. Белинда считала, что операция по ампутации руки Симпсона была ужасной, самой страшной вещью, которую она видела в жизни. Но ожог у маленькой девочки, несомненно, занимал почетное второе место. Он выглядел отвратительно. Думая о том, какую сильную боль испытывает малышка, Белинда сама корчилась от боли.
