У себя в спальне он сел на кровать, пытаясь отдышаться. Ему нужны костыли. Наверное, стоит этим заняться. Прыгать на одной ноге слишком утомительно. Так он скоро совсем обессилит.
—Вас что-то беспокоит? — участливо спросил Хуан.
—Да, — просто ответил Кларк. — Думаю, да.
Хуан машинально потянулся к культе и стал отворачивать заколотую булавкой штанину.
—Нет, дело не в этом, док, — остановил его Кларк.
На лице Хуана выразилось удивление.
—У вас что-то еще болит?
—Похоже на то.
—Где именно?
—Сказать по правде, я сам не знаю. Как раз хотел у тебя спросить.
Хуан нахмурился.
—Понимаешь, — произнес Кларк, пронзительно глядя на него, — мне кажется, что-то болит у моего врача, а он никак не может собраться с духом и сказать об этом прямо.
Хуан вздрогнул. Он поднялся с колен, подошел к окну и выглянул на улицу — казалось, доктор вознамерился любоваться звездным небом.
—Это так заметно?
—Да.
—Сожалею. Мне не хотелось выказывать свои чувства, расстраивать дорогих мне людей.
—Но что тебя гложет? — спросил Кларк. — Может, я помогу?
Хуан помолчал, а потом, тяжело вздохнув, обернулся и посмотрел на Кларка. Взгляд доктора был печален.
—Думаю, вы знаете мою историю. По крайней мере, ее часть. Я стал врачом вопреки воле отца. А еще… я виновен в смерти брата.
Кларк жестом остановил его.
—Нет. Этого я не слышал. Твой брат сломал ногу, и у него началась гангрена. Ты ампутировал ногу — так поступил бы любой врач, хороший врач, конечно… И тогда твой брат решил покончить жизнь самоубийством.
Хуан взмахнул рукой, словно отметая возражения Кларка.
—Отец думает по-другому. В ту ночь он выгнал меня из дому и сказал, чтобы я не смел возвращаться.
—Мне жаль, — с грустью произнес Кларк. — Представляю, как тебе было тяжело.
—Да. Мне было тяжело. Но теперь, когда я вновь собираюсь лечить людей, мне хочется только одного: получить благословение отца. Это мое заветное желание. — Хуан помолчал с минуту и после некоторого колебания продолжил: — Наверное, вам это покажется глупым, но…
—Ничего подобного. На твоем месте я чувствовал бы себя так же.
—Правда?
—Да.
Повисла пауза.
—А как же твоя мать? — прервал молчание Кларк. — Она жива?
—Не знаю. Это-то и беспокоит меня больше всего. Мама никогда не говорила мне ничего такого, но, думаю, она гордилась тем, что ее сын решил стать врачом. Когда отец выгнал меня из дому, она впервые в жизни осмелилась протестовать. Упала на колени и умоляла отца смягчиться. Она просила его позволить мне остаться во имя Девы Марии и всех святых. Я помню, как она плакала: «Неужели мне суждено в одну ночь потерять двух сыновей?» Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Если бы я только мог удостовериться, что она жива и здорова.
—Но почему бы тебе не поехать домой? Там все и выяснишь.
—Вернуться?
—Ну да.
—А как же запрет отца?
Кларк пожал плечами.
Прошло несколько минут. Хуан о чем-то напряженно думал.
—Боишься? — мягко поинтересовался Кларк.
—Отца? — удивленно вскинул на него глаза Хуан. Он явно был оскорблен подобным предположением.
—Ну, я ж его не знаю. Мало ли, на что он способен.
—Он никогда не причинит мне вреда, если вы это имеете в виду.
—Я ничего не имею в виду. Разобраться во всем ты должен сам.
Хуан кивнул, мысленно соглашаясь.
—Итак, — принялся вслух рассуждать Кларк, — раз тебе нечего бояться, тогда почему бы тебе не съездить домой?
—Меня никто не звал, — с достоинством ответил Хуан. — Если я вернусь, то буду похож на бездомного щенка, который ползет на брюхе, умоляя о прощении. Отец начнет меня презирать.
—Иными словами, тебе не дает покоя собственная гордость? — спокойно поинтересовался Кларк.
Хуан вскинул голову. Его черные глаза сверкнули.
—Понимаю, — серьезно сказал Кларк. — У каждого человека есть гордость.
Они опять замолчали. Хуан принялся мерить шагами комнату. Казалось, воздух спальни наполнился невысказанными чувствами и мыслями. И вновь Кларк первым нарушил молчание.
—Человек, если ему поможет Бог, способен забыть о гордыне и исполнить свой долг. Допустим, твоя мать жива, тогда, думаю, она ужасно страдает. Она ведь даже не знает, жив ли ты. Предположим, твой отец находится в добром здравии. Вдруг он изменил свое мнение? Разве он может сообщить тебе об этом?
Но Хуан по-прежнему не соглашался.
—Вы просто не знаете… — начал он.
—Нет, — согласился Кларк, — не знаю. Допустим. Но об этом знает Господь — надеюсь, тут ты со мной согласен. Такова истина. Меня воспитывали иначе, чем тебя, однако я тоже хлебнул лиха. Иногда жизнь бывает суровой. От грозовых туч не укрыться. Приходится принимать удары. А они могут быть болезненными. Но… — Кларк глянул на культю. — Всевышний знает, что с нами происходит. И не только знает. Он заботится о нас. Хотя и не спрашивает, понимаем ли мы, почему так бывает, и нравится ли нам это. Ему нужно одно: чтобы мы встречали невзгоды как мужчины и делали то, что должно, даже тогда, когда нам кажется — все против нас.
—И что я должен делать?
—Понятия не имею. Однако я вижу: ты недоволен своей жизнью. Полагаю, тебе надо изменить ход вещей. Матери сходят с ума, если им неизвестно, живы ли их дети. И отцы совершают ошибки и страдают от этого, но настоящий мужчина способен признать свою неправоту. И еще… Я уверен: Бог поможет тебе поступить правильно, даже если это кажется невозможным. Но ты один решаешь, что для тебя правильно, а что — нет.
Хуан сосредоточенно выслушал Кларка. Затем подошел к нему и протянул руку.
—Я подумаю над тем, что вы сказали.
Кларк энергично пожал руку доктора.
—Я буду молиться, чтобы ты принял правильное решение.
Они вернулись в гостиную. Все вопросительно посмотрели на них, но никто ни о чем не спросил. Через некоторое время Хуан и Мария объявили, что им пора уезжать.
* * *
Как только у Куки выдавалась свободная минутка, он шел к отцу Мисси. Стоило Кларку утром выйти на веранду, и Куки, прихрамывая, спешил к нему. Наверное, чувствовал, что у них много общего. Однажды он даже осмелился заговорить об этом.
—Культя очень болит?
—Да нет. Только когда я обо что-то ударяюсь.
