Пятясь, таща за собой свою ношу, я добрался до края матраса, скатил пузырек с кровати на ковер. Он бухнулся, но не разбился. Я соскочил с кровати. Осмотрел пузырек. Да, это он, он самый, тот, который Главная Ведьма показывала в бальном зале. И этикетка тут как тут. Написано: «Формула № 86. Мышедел Замедленного Действия». А потом помельче: «Здесь содержится пятьсот доз». Эврика! Ну какой же, какой же я молодец!
Три лягушки выпрыгнули из-под кровати. Присели на ковре, уставились на меня черными большими глазами. В жизни я не видывал ничего печальней этих больших глаз. Вдруг мне пришло в голову, что почти наверняка когда-то они тоже были людьми, детьми, эти лягушки, пока Величайшая Ведьма их не сцапала. Я стоял, сжимал в объятиях свой сосуд и смотрел на лягушек.
— Вы кто? — спросил я.
Но в этот самый миг я услышал, как скрипнул ключ в замке, дверь распахнулась — и Величайшая Ведьма ворвалась в комнату. Лягушки поскорее метнулись обратно под кровать. Я кинулся за ними, обнимая сосуд, забился к самой стене, прижался к ножке кровати. Послышались шаги по ковру. Я выглянул из своего укрытия. Три лягушки прижались друг к дружке под самой серединой кровати. Лягушки не умеют прятаться так, как умеют мыши. И бегать, как мыши, они тоже не умеют. Только и могут, бедные, что тяжело, неуклюже прыгать.
Вдруг я увидел лицо Величайшей Самой Главной Ведьмы: она заглянула под кровать. Я затаился за ножкой.
— А-а, фот фы где, лягушечки, — послышался ее голос. — Ну и остафайтесь, где сидите, пока я ф постель не лягу, а уж там я фас чаечкам спрошу с балкона, пусть ужинают фсласть.
И тут — громко, отчетливо — бабушкин голос дошел до нас сквозь балконную дверь.
— Скорей, миленький! — кричал голос. — Поторапливайся! Пора выходить!
— Кто это оррет? — рявкнула Величайшая Самая Главная Ведьма. Я снова выглянул из-за ножки и увидел, как она прошла по ковру к балкону. — Кто это тут у меня на палконе? — бормотала она. — Кто посмел ко мне фпереться? — и она вышла в балконную дверь.
— Что тут еще за фязание полтается? — услышал я.
— О, здравствуйте, — ответил бабушкин голос. — Я вот тут случайно с балкона моток уронила. Ничего-ничего. Кончик-то в руке у меня. Так что сама спокойно все подниму, спасибо-спасибо, — и меня поразило спокойствие этого голоса.
— А с кем это фы сейчас гофоррили? — рявкнула Главная Ведьма. — Кому это фы фелели поторроплифаться, сообщали, что порра фыходить?
— А, да это я с внучком со своим, — услыхал я ответ бабушки. — Часами торчит в ванной, давно пора выходить. Как засядет там с книжкой, так и забудет про все на свете! А у вас — у вас дети есть, моя милая?
— Нет! — гаркнула Величайшая Ведьма и ушла в комнату, захлопнув за собой балконную дверь!
Я пропал. Она перекрыла мне путь к отступлению. Я остался один в комнате с Величайшей Ведьмой и перепуганными лягушками. Сам я трясся от страха не меньше этих лягушек. Если эта гадина меня заприметит, она — никакого сомнения — сбросит меня с балкона, на ужин чайкам.
В дверь постучали из коридора.
— Ну что там еще такое? — крикнула Главная Ведьма.
— Это мы, ваше верное старичье, — проблеял слабый голос под дверью. — Сейчас ровно шесть, мы пришли за бутылочками, которые вы так великодушно нам обещали, Ваше Величайшество!
Я увидел, как она прошла по ковру к двери. Дверь отворилась, и ноги-ноги, туфли-туфли стали переступать порог. Медленно, неуверенно, будто их обладательницам страшно входить в комнату.
— Ну! Фы! Чего в корридорре застрряли! Некогда мне тут с фами фаландаться!
Я не мог терять ни секунды. С быстротой молнии я выскочил из-за ножки кровати и — кинулся в открытую дверь. Перепрыгнул через несколько пар туфель, один миг — и я уже стоял в коридоре, прижимая к груди драгоценный пузырек. Никто меня не заметил. Никто не завопил: «Мышь! Мышь!» Я слышал только голоса старух, бормотавших: «Как вы великодушны, Ваше Величайшество!» и тому подобную чушь. Я пробежал по коридору к лестнице, взобрался на один марш. Свернул на пятый этаж, снова помчался по коридору, мчался, мчался и вот оказался у своей двери. Слава богу, вокруг никого. Дном бутылочки я стал стучать в дверь. Тук-тук… тук-тук — и опять — тук-тук… тук-тук… тук… Неужели бабушка не слышит? Вроде должна бы. Бутылочка стучит достаточно громко. Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Хорошо еще, пока никого нет в коридоре.
Но — дверь не открылась. И я пошел на отчаянный риск.
— Бабуся! — заорал я во весь голос. — Бабуся! Это я! Впусти меня!
Я услышал, как ее туфли зашаркали по ковру, и — дверь распахнулась. Я стрелой влетел к бабушке.
— Получилось! — кричал я, прыгая от радости. — Я его достал! Смотри, ба! Целая бутыль!
Она затворила дверь. Она наклонилась, подняла меня с полу и нежно погладила.
— Ох, миленький ты мой! — крикнула она. — Какое счастье! Ты жив! — Она взяла у меня пузырек и вслух прочла этикетку: — «Формула № 86, Мышедел Замедленного Действия»! Эта штучка содержит пятьсот доз! — крикнула она. — Какой ты у меня изумительный мальчик! Ты — чудо! Ты — диво! Но как же, как тебе удалось выбраться из ее комнаты?
— А я удрал, пока старые ведьмы входили, — объяснил я. — Страшновато было, бабуся. Во второй раз не захочется.
— И я ведь ее тоже видела! — вскрикнула бабушка.
— Знаю, бабуся. Я же слышал, как ты с ней разговаривала. Она абсолютно мерзкая, правда, ба?
— Она убийца, — сказала бабушка. — Самая злая женщина в целом свете!
— А маску видала?
— Поразительно, — вздохнула бабушка. — Вот ведь и знаешь, что это маска, а все равно не верится. Ой, миленький! — и тут она меня снова погладила. — Я уж думала — никогда тебя не увижу! Какое счастье, что ты у меня цел!
Мистер и миссис Дженкинс встречают Бруно
Бабушка отнесла меня к себе в комнату и посадила там на стол. Драгоценный сосуд она поставила со мной рядом.
— Когда эти ведьмы должны ужинать в ресторане? — спросила она.
— В восемь, — ответил я.
Она взглянула на свои часики.
— Сейчас десять минут седьмого, — сказала она. — Нам необходимо до восьми разработать план дальнейших действий.
Вдруг взгляд ее упал на Бруно. Он все еще сидел в вазе с бананами. Три банана уже съел и теперь принялся за четвертый. Он жутко растолстел.
