На первом этаже была масса разных общественных помещений, и на каждой двери было что-то написано золотыми буквами. Я миновал «Курительную», «Салон», «Библиотеку», «Бильярдную», «Гостиную». Всюду кто-то торчал. Я пошел по длинному широкому коридору, шел, шел и уперся в «Бальный зал». Туда вела двустворчатая дверь, а перед ней стоял рекламный щит. И на нем я прочитал следующее объявление:
СОБРАНИЕ КОЗДЖОБ’а
ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН. ПОМЕЩЕНИЕ ЗАБРОНИРОВАНО ДЛЯ ЕЖЕГОДНОГО СОБРАНИЯ ЧЛЕНОВ КОРОЛЕВСКОГО ОБЩЕСТВА ЗАЩИТЫ ДЕТЕЙ ОТ ЖЕСТОКОГО ОБРАЩЕНИЯ
Дверь была приоткрыта. Я заглянул в зал. Он был громадный. Рядами, рядами перед сценой стояли кресла. Все золоченные, и на каждом сиденье — красная подушечка. И — ни души.
Я осторожно вошел. Какое чудное, уединенное, тихое место! Видимо, члены Королевского Общества Защиты Детей от Жестокого Обращения уже заседали сегодня утром и теперь разошлись по домам. Но даже если мой расчет, предположим, неверен, если они вдруг нагрянут, этим милым добрым людям, конечно, придется по душе юный дрессировщик, увлеченный своей работой.
В самом конце зала стояла большая ширма, расписанная китайскими драконами. Я решил все-таки — ну на всякий пожарный случай — зайти за эту ширму и уж там приступить к занятиям. Защитников детей я, конечно, ничуточки не боялся, но в любой момент в зал мог сунуться мистер Джокер, директор. А если бы такое случилось, если бы он увидел мышей, я бы и ахнуть не успел, как мои бедняжки угодили бы в ведро швейцара.
Я на цыпочках пробрался в самый конец зала и устроился там, за ширмой, на толстом зеленом ковре. Великолепное место! Идеальное для тренировки мышей! Я вынул Уильяма и Мэри из карманов. Они уселись со мной рядом, тихо и благовоспитанно.
Для начала я решил их обучить ходьбе по канату. Не так уж трудно сделать из одаренной мыши опытного канатоходца, если, конечно, имеешь к этому делу верный подход. Во-первых, вам необходима веревка. У меня был шнурок. Далее, не забудьте о чем-нибудь вкусном и сладком. Белые мыши обожают, например, коржики с черной смородиной. Просто с ума по ним сходят. Я захватил с собой такой коржик: накануне им обзавелся, когда мы с бабушкой пили чай.
Потом вы делаете следующее. Берете один конец шнурка в одну руку, другой — в другую, хорошенько натягиваете и выпускаете сначала маленький отрезочек, сантиметров десять. Кроме шнурка в правой руке у вас мышь, а в левой — кусочек коржика. То есть мышь оказывается от коржика всего в десяти сантиметрах. Она его видит, она его чует. Усики у нее прямо так и дрожат от нетерпения. Стоит ей только вытянуться вперед, она почти может достать лакомство, — но, подчеркиваю, почти. И придется ей пройти два шажка по шнурку, чтобы сцапать вкуснятину. И вот она решается — сперва подвигает одну лапку, потом другую. Если ваша мышь не боится высоты, — а мышам, как правило, эта боязнь не свойственна, — пройти десять сантиметров для нее — раз плюнуть. Начал я с Уильяма. Он прошел по шнурку, ни разу не дрогнув. Я дал ему откусить крошечный кусочек коржика — только чтоб раздразнить аппетит. Потом снова взял его в правую руку.
Тут я удлинил шнурок, выпустил сантиметров на пятнадцать. Уильям уже сообразил, что к чему. Шаг за шагом, достойнейше, безупречно держась, он прошел по шнурку к коржику. И был честь честью снова вознагражден кусочком.
Скоро Уильям спокойно проходил за коржиком полметра по натянутому канату (по натянутому шнурку, если точно) от одной моей руки до другой. Одно удовольствие было смотреть! Сам он просто наслаждался. Я держал шнурок поближе к ковру — чтобы, если вдруг Уильям все-таки потеряет равновесие, ему недалеко пришлось падать. Но он не свалился ни разу. Уильям был явно прирожденный гимнаст с задатками великолепного канатоходца.
Теперь пришла очередь Мэри. Уильяма я посадил на ковер, премировав его дополнительной порцией крошек и целой большущей смородиной. А потом стал от начала и до конца проходить тот же урок с Мэри. Моя заветная цель, понимаете, моя дерзновенная, моя голубая мечта была — стать когда-нибудь владельцем Цирка Белых Мышей. И чтобы все как полагается: и арена, и красный занавес, и вот этот занавес раздвигается — представляете? — и зритель видит, как всемирно известные мыши ходят по канату, качаются на трапециях, делают двойное сальто, прыгают на батуте и так далее и тому подобное. Белые мыши-наездники скачут на белых ретивых крысах, крысы мчатся галопом, галопом, галопом вокруг арены. Мне уже представлялось, как я буду по всему миру путешествовать первым классом со своим Звездным Цирком Белых Мышей, развлекая венценосцев Европы…
Меж тем мы с Мэри дошли примерно до середины урока, как вдруг я услышал голоса за дверью бального зала. И они становились все громче. Вот уже голоса слились в сплошной гул, рокот, гвалт. И — я узнал голос нашего жуткого директора, мистера Джокера.
«Ой, спасите-помогите!» — подумал я.
Но, слава богу, меня защищала огромная ширма.
Я встал на четвереньки и прильнул к щели между створками. Я видел весь зал вдоль и поперек, меня же не видел никто.
— Итак, дамы, здесь вам, уверен, будет вполне уютно, — говорил голос мистера Джокера. И он сам важно проследовал в двустворчатую дверь, в своем черном фраке, весь как на картинке, распростирая руки и приглашая в зал шумное скопище дам. — Если мы сможем чем-то еще вам служить, сразу же дайте мне знать, — продолжал он. — На Солнечной террасе для вас будет сервирован чай, как только вы завершите свое заседание.
С этими словами он откланялся и убрался из зала, куда уже толпой хлынули дамы из Королевского Общества Защиты Детей от Жестокого Обращения. Они были элегантно одеты, причем все — в шляпках.
Собрание
Директор ушел, у меня отлегло от сердца. Я оказался в одном помещении с этими великолепными дамами — чего же лучше? Если мне удастся с ними разговориться, я даже смогу их пригласить в нашу школу — пусть слегка позащищают детей от жестокого обращения. Нам это явно не помешает.
Они входили и разговаривали, разговаривали. Рассаживались по местам, и со всех сторон неслась всякая дамская чепуха вроде: «Милли, душечка, садись со мной» или «Беатрис! С прошлого собрания тебя не видала! Какое дивное платьице!»
Я решил не трогаться с места, пусть они себе заседают на здоровье, а я буду тренировать моих мышек, я только еще немножечко погляжу в щелку, посмотрю на них, пока не рассядутся. Сколько их тут? Сотни две, похоже. Прежде всего заполнился самый последний ряд. Все почему-то норовили сесть подальше от сцены.
Одна дама в зеленой крохотной шляпке в середине последнего ряда все скребла и скребла у себя в затылке. Прямо не могла перестать. Я смотрел как зачарованный на эти пальцы, скребущие затылок. Знай она, что за ней наблюдают сзади, ей бы, конечно, стало неловко. Перхоть, что ли, ее замучила? Но вдруг я заметил, что дама с ней рядом тоже чешется!
