Если он ведет себя, как деспот в семье, и его жена (мать мальчика) его боится, то ситуация получается аналогичная. Ведь сына-то она не боится, то есть отец производит должное впечатление, а он – сын – не может. Добавим сюда еще и уничижительные реплики отца: «Да какой из тебя мужик!», «Ты же размазня!», «У тебя никогда ничего не получится!», и мы получаем полную картину бедствия – мальчик, а в будущем – мужчина, будет чувствовать себя неуверенным в отношениях с представительницами слабого пола.
Но оставим мальчиков и их трагедии. Обратимся к девочкам, у которых ситуация, мягко говоря, ничем не лучше. Девочка, как и мальчик, находится между молотом и наковальней, только если для мальчика, как правило, молотом в этой аллегории оказывается отец, то для девочки – мать.
Дочь для отца – это воплощение мечты
[12]: женщина, которая его беззаветно любит, женщина, которая одобряет все его поступки, женщина, которой он по-настоящему интересен. Даже мать часто не выполняет той роли в жизни мужчины, которую может исполнить его дочь. И он платит ей взаимностью – она для него самая красивая, самая умная, самая чуткая, «самая-самая».
Кем же для дочери оказывается мать? Ее мать, с одной стороны, своеобразный поведенческий шаблон, то есть тот алгоритм, та форма поведения, которая до определенного момента является для девочки единственно возможной, а потому «правильной». С другой стороны, мать – это извечная соперница, о чем мы еще скажем ниже. Для матери ее дочь также является соперницей, потому что для ее мужа эта маленькая женщина значит больше, чем она сама. С ней, с матерью дочки, муж может развестись, они могут стать друг другу чужими людьми, но с дочерью ее муж не разведется никогда – он ее вечный мужчина.
И потому все, что отец одобряет в своей дочери, его жена и ее мать подвергает серьезной ревизии. Если он говорит, что она умница, то мать проверяет – так ли это на самом деле. Если он восклицает, обращаясь к своей дочери: «Какая ты красавица!», мать проводит осмотр – так ли это? Если ему кажется, что его дочь – «молодец», ее мать инспектирует «объект» и, разумеется, приходит к обратным выводам. Потому что если отец выискивает в своей дочери достоинства, то она, неизменно и с завидным усердием, высматривает в ней недостатки. В результате – он видит прелести, она видит весьма сомнительные достоинства.
Мать, словно бы та мачеха-царица из сказки о спящей красавице и семи богатырях, раз за разом переспрашивает зеркальце, «кто на свете всех милее, всех румяней и белее», словно бы ждет, что зеркальце, наконец, одумается и перестанет поминать растущую где-то рядом, по соседству, красоту. Разумеется, во всем этом нет злого умысла, более того, мать считает, что она поступает правильно, когда указывает своей дочери на те или иные недостатки – «А иначе кто из нее вырастет!» Эта логика кристально чиста, и в ней есть здоровое зерно. Однако сейчас речь о другом: как девочке, оказавшейся в такой ситуации, определить «правильную» форму своего поведения? Как ей понять – что она делает действительно хорошо, а чего делать не следует?
Эта странная, как правило, скрытая от глаз, разворачивающаяся подспудно ситуация конфликта целей и ориентиров, стандартов и правил играет с маленькой девочкой злую шутку. Она вынуждает ее лгать, приучаться к тому, что вести себя надо по-разному – в одних случаях так, а в других – иначе. И все это вместе порождает в ней невыразимую, чудовищную неуверенность в себе. Право, трудно рассчитывать на себя, если с одной стороны у тебя одобряющий отец, который если и видит недостатки своей дочери, то пытается их не замечать, нивелировать, а с другой стороны – мать, которая выискивает ее недостатки и иногда даже с жестокостью выносит их на всеобщее обозрение.
Возникший своего рода двойной стандарт – это не просто разные точки зрения. Это разные точки зрения молодой, а впоследствие и зрелой, женщины на саму себя. Ей то кажется, что она все делает правильно, что так и нужно, а с другой стороны, у нее возникает ощущение, что она, напротив, все делает неправильно и сама никуда не годится. Такой внутренний раздрай, такое внутреннее противоречие, знакомое подавляющему большинству женщин, делает их нерешительными, неуверенными в себе и слабыми перед ударами обстоятельств.
В женщине словно бы постоянно спорят два человека – один говорит: «Ты все делаешь правильно! Ты все делаешь хорошо! У тебя все получится! Ты молодец», а другой немедля в ответ произносит прямо противоположное: «Ты не права! То, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь, ужасно, никуда не годится, отвратительно!» И это внутреннее метание, эти душевные сомнения, это внутреннее смятение лежат здесь – в ее детстве, в ее отношениях с родителями.
Причем даже если родители вели бы себя иначе, то есть не так именно, как я описал, то общая формула была бы такая, потому что в подсознании женщины отец – это тот, кто одобряет и может простить; а мать – та, кто будет всегда осуждать и видеть «дурную сторону», а если поддержит, то только почувствовав, что дочь сдалась.
Чувства неуверенности и тревоги зачастую создаются в нас не просто родителями, а мамами и папами, то есть женщинами и мужчинами, а также их отношениями друг с другом. Кроме того, родители редко ведут себя в отношении нас одинаково, и то, что дает нам мать, не может дать отец, равно как и наоборот. Отсюда с неизбежностью следует вывод: травмы, которые они нам наносят, тоже разные. Так что мы страдаем и от родителей как таковых, и от пап и мам. Впрочем, если мы говорим о чувстве тревоги и неуверенности, то за соответствующие комплексы мальчиков в большей степени ответственны мамы, а в случае девочек – папы.
Случай из психотерапевтической практики: «Главное, чтобы тебя любили…»
Эта история, как и большинство других, которые встречаются в моей практике врача-психотерапевта, началась одновременно и печально, и тривиально. Красивая, обаятельная, удивительно тонкая женщина лет тридцати с копейками обратилась ко мне, поскольку жить ей больше не хотелось. Звали ее (по счастью, зовут и теперь) – Анастасия.
По правде сказать, меня всегда смущает это нежелание жить, возникшее на фоне жизненных неурядиц. Мне кажется, что оно какое-то ненастоящее, хотя я знаю, что некоторым все-таки удается свести в таком состоянии счеты с жизнью. Это вообще странно – жизнь ведь такая штука – тебе дали, чтобы ты пользовался, причем дали временно, известно, что заберут обратно. Какой смысл избавляться от нее раньше времени? По меньшей мере – напрасный труд. Ну да ладно.
Ее муж, с которым ее связывал, по большому счету, только брак (ребенок у Анастасии был от первого ее брака), после девяти лет совместной жизни и охлаждения отношений пошел в загул. Без особенных последствий и достаточно «культурно». Пошел и пошел, в конце концов, это не новость для белого света, что мужья куда-то ходят.
