Внешне подобные сцены не кажутся ни трагическими, ни сколько-нибудь серьезными. Но это только на первый взгляд. В действительности же они не проходят бесследно. Ребенок начинает проявлять к матери признаки амбивалетности – он то тянется к ней, то, напротив, отталкивает ее от себя. Он потерял чувство защищенности и не знает, надо ли ему приближаться к той, что может вот так легко предать его в момент опасности. Ребенок на своем младенческом еще уровне теряет ощущение абсолютной защищенности, теперь он не у Христа за пазухой, а если же он еще там, то знает теперь, что «за пазухой» есть прореха.
Так в годовалом возрасте мы с вами познакомились с конфликтами, которые скрыто или явно царят в нашей семье. Это кажется странным и парадоксальным, но уже в этом возрасте мы узнаем о том, любят ли друг друга наши родители, каковы их отношения с их родителями, и понимаем – Эдем не создан для счастья, он лишь плацдарм, на котором разворачивается борьба неведомых нам сил. Ева, не желая, впрочем, ничего плохого, сделала нам фруктовый салат…
Первая эмоция человека – эмоция горя. Мы не приходим в мир, как иногда любят говорить, мы исторгаемся из мира, которым для нас было тело нашей матери. Сразу же мы узнаем две важные вещи: то, что существование наше не будет безоблачным, и то, что мы очень нуждаемся в наших родителях. Нам предстоит расти, но с нами будет расти и тревога. Правда, поначалу она не осознается, но то, что она будет связана с нашими родителями и проявится в отношениях с ними, ясно уже сейчас.
Случай из психотерапевтической практики: «Я не знаю, как это произошло…»
Эта семнадцатилетняя девушка поступила на лечение в кризисный стационар Клиники неврозов по переводу из токсикологического отделения больницы «Скорой помощи». Там она оказалась после неудавшейся суицидальной попытки, она приняла всю медицинскую химию, какая была в доме, – просроченные сердечные и успокаивающие таблетки, оставшиеся от бабушки, умершей два года назад.
Ни ее мать, ни подруги, с которыми мне пришлось разговаривать после случившегося, не могли понять, почему это произошло. Надя, так звали мою пациентку, всю жизнь была «беспроблемным ребенком», правда, тихим и замкнутым. Ни воспитатели, ни учителя никогда на нее не жаловались, друзей у нее было мало. Надя не была лидером по натуре и водила дружбу только с теми девочками, что были значительно активнее и бойчее ее.
Как потом выяснилось, за несколько месяцев до случившегося Надя познакомилась с молодым человеком – Стасом. Он был старше на несколько лет и учился с ней в одном институте тремя курсами выше. Прежде Надя никогда не влюблялась, и эти отношения, казалось, не были серьезными. Молодые люди всего несколько раз встречались, ходили вместе на пару концертов, юноша провожал Надю домой. Они перезванивались, обменивались какими-то книгами. Надиной маме Стас нравился – серьезный, воспитанный, самостоятельный.
Во время нашей первой беседы Надя выглядела не то чтобы подавленной, но какой-то опустошенной. Она почти не шла на контакт, отвечала скупо и почти ничего не рассказала. В целом она производила вид человека, страдающего длительной депрессией, хотя картина болезни и не была четкой. Помню, что я задал ей тогда несколько вопросов, которые позволили лишь в самом общем виде понять хронологию событий.
Сначала Стас перестал ей звонить. И где-то через пару недель Надя пыталась найти его в институте, пошла в лекционный зал, где у Стаса должна была быть лекция, и кто-то из его группы сказал, что он ушел со своей девушкой.
Надя вернулась домой и пыталась дозвониться до Стаса, но его телефон не отвечал. Потом к ней зашла подруга и попыталась зазвать Надю с собой на день рождения одного общего знакомого. Надя отказалась, подруга накричала на нее, обозвав эгоисткой, и ретировалась. Спустя еще пару часов Надя дозвонилась до Стаса. Тот был холоден и сказал, словно бы между прочим, что между ними ничего нет, а потому и не нужно его «доставать». После этого Надя положила телефонную трубку.
Когда же я спросил ее, что произошло дальше, она ответила: «Я не знаю, как это произошло…» Впрочем, дальше произошло то, что мы уже знали, – Надя нашла бабушкину коробку с лекарствами и приняла все, что там было. Надина мама вернулась домой поздно, после вечерней смены, застала дочь спящей и даже не собиралась ее будить. Потом решила все-таки проверить, собрала ли она вещи (на следующий день рано утром они должны были ехать к родственникам), тихо зашла в комнату и заметила, что дочь спит под пледом одетой. Она попыталась ее разбудить и поняла, что случилось что-то ужасное. Потом «Скорая помощь», несколько дней в реанимации и, наконец, наша клиника.
Наде сразу после госпитализации в клинику назначили лечение антидепрессантами, но эффекта это не имело. Я вызвал Надину маму, чтобы разобраться. Поскольку я был уже не первый врач, слушающий эту историю, мне был представлен отработанный почти до автоматизма набор фраз. Ребенок был таким с самого раннего детства, училась хорошо, помогала по хозяйству. Правда, девочка всегда отличалась нерешительностью, и как такое могло произойти, было непонятно. «В голове не укладывается», – резюмировала свой рассказ о дочери Надина мама.
Тогда я стал расспрашивать ее о Надином детстве подробнее. Но опять – ничего, что бы проливало свет на ситуацию. Конечно, можно было решить, что это, как у нас говорят, психическая конституция виновата (то есть природные особенности человека, с которыми ничего не поделаешь), но все же этот ответ меня не устраивал. И наконец я, причем совершенно случайно, обнаружил необычайно существенный эпизод из жизни годовалой Нади.
Семья жила тогда на Камчатке (отец Нади был морским офицером), и случилось вот что. Отец ушел в автономное плавание на своем корабле, а Надина мама осталась ждать его с ребенком на берегу. И тут у Надиной мамы случилось сильное внутреннее кровотечение, вызванное патологией яичников. К счастью, его обнаружили (итог мог быть и фатальным) и ее забрали в больницу, где и прооперировали. Операция была очень непростой, кроме того, рана загноилась и долго не заживала, а потому женщину из больницы не отпускали почти три недели.
Все это время годовалая Надя находилась под присмотром, по сути, случайных людей. Что происходило в это время с ребенком, сказать трудно, но когда Надина мама вернулась из больницы, ее девочка выглядела подавленной, отстраненной и равнодушной, какое-то время она словно бы не узнавала свою мать. Потом все вроде бы наладилось. Автономка отца закончилась, мама была постоянно рядом, короче говоря, жизнь вернулась в свое обычное русло и состояние ребенка выправилось.
Психологические комплексы – это то, что мы нажили в своем детстве. Родители хотели нам добра, но, сами того не желая, приучили нас ощущать беспомощность, сомневаться в своих успехах и испытывать чувство вины. Теперь мы живем с подспудной тревогой, не удовлетворены собой и тем, что мы делаем. Всему этому надо положить конец; противостояние с родителями слишком затянулось, а наша жизнь так толком и не началась. Эта книга о том, как найти мир с самими собой и преодолеть свои психологические комплексы.
