В первый и даже во второй год оккупации кое-кто из варшавских евреев говорил, что должен быть предел возможным неприятностям. Война есть война, это понятно. Ужасные вещи – отдельные случаи – будут происходить, с этим тоже ничего не поделаешь. Другая часть еврейского сообщества Варшавы была настроена более скептично и осторожно. Но действительно вначале немцы чаще преследовали поляков, а не евреев. В первые два года оккупации в Варшаве соотношение убитых поляков и евреев составляло десять к одному, и убеждение, что быть евреем безопаснее, заходило так далеко, что ходили слухи о католиках, носивших звезду Давида на нарукавной повязке и имитирующих во время уличных облав характерный еврейский акцент59. Из-за того, что первые антисемитские распоряжения касались в основном финансовой стороны, бдительность еврейских общин была усыплена чувством относительной безопасности. Именно так и было задумано.
Варшавское еврейство знать не могло – а Адам и Ирена не могли представить, – что на совещании в Берлине 21 сентября 1939 года, еще до сдачи города, будущее уже было предрешено. Рейнхард Гейдрих, глава гестапо
[6], человек, по словам самого Гитлера, начисто лишенный сердца, тут же разослал инструкции командующим в Польше. «Что касается сегодняшнего берлинского совещания, – писал он, – я снова обращаю ваше внимание на… окончательное решение еврейского вопроса»60. Колеса Холокоста пришли в движение.
Глава третья
Стены позора
Варшава, 1941–1942 годы
Позади Ирена слышала всю гамму звуков еврейской жизни Варшавы. Уличные торговцы добродушно перекрикивались и перешучивались друг с другом в поисках лучшего угла для продажи своих товаров. Когда один из них проезжал мимо, брусчатка отзывалась эхом под железными колесами ручных тележек. Вдалеке она слышала, как по старинной улице Генся спускается трамвай и как, ссорясь, кричат чайки над Вислой. Остановившись у двери с номером один, она немного помедлила, вдыхая пряные ароматы уличной еды и холодный воздух поздней осени. Затем осторожно позвонила в колокольчик приюта сестер-урсулинок.
Лицо, взглянувшее на Ирену из-под накрахмаленного апостольника, было еще молодым, без морщин. Монахиня серьезным голосом поинтересовалась, зачем она здесь. Я здесь, чтобы увидеть пани Рудницкую, сестра. Женщина молча кивнула и аккуратно отодвинула засов тяжелой двери. Ирена шагнула в темноту приемной, услышав, как позади нее засов снова плавно встал на место.
Молодая монахиня повела Ирену через двор по коридорам к неприметной двери. Как странно было ожидать встречи с той, кого не существует! Пани Рудницкая действительно была выдумана. Или, быть может, она и правда жила когда-то, но теперь одолжила свое имя нуждающейся в нем отчаянной незнакомке. На самом деле под этим именем здесь работала Хелена Радлиньская61. Кое-кто из еврейской общины уже научился подделывать «арийские» удостоверения личности.
Негромко постучав, Ирена переступила порог комнаты, где ее уже ждала старый профессор, и когда доктор Радлиньская тепло пожала ей руку, Ирена почувствовала, как ей становится хорошо. Со своей стороны, доктор восхищалась смелостью молодой женщины, но по опыту знала, что Ирена не осознает, как рискует, приходя сюда. И все же Хелена была безмерно благодарна ей за помощь. Она нуждалась в деньгах, чтобы хоть чем-то отблагодарить приютивших ее монахинь.
За традиционным польским сладким чаем с молоком профессор рассказала, что с ней произошло. Размахивая тростью, Хелена с гневной горечью говорила о том, как бомба попала в ее дом, о потере всех ценных рукописей и библиотеки. Что в итоге нашла убежище здесь, в монастыре. Однако, глядя на окружающие ее прочные каменные стены, Хелена Радлиньская не питала иллюзий. Она уже знала, что за ней охотится гестапо. И если придет время, монахини ее не спасут. Но это и не важно. Она в любом случае продолжит борьбу. Часы пролетали незаметно, так много нужно было обсудить. Доктор Радлиньская, уже выздоравливающая, но запертая в четырех стенах, хотела знать обо всем, что происходит снаружи. И о том, чем занята сейчас Ирена.
Ирена и сама хотела бы знать, что же она делает. Политическое подполье уже создавало тайную армию, тайное правительство и даже печатало свои газеты. Также ей стало известно, что доктор Радлиньская и другие профессора работают над созданием подпольного университета. Одна из его аудиторий должна будет находиться в этом монастыре. Но что касается социальной работы, Ирена могла лишь сказать, что евреям запрещено занимать какие-либо официальные должности или получать государственное пособие. И она, и профессор своими глазами видели ужасные последствия бедности и безработицы среди самых уязвимых слоев населения. Работа Ирены сейчас состояла в том, чтобы опрашивать этих людей, и доктор Радлиньская могла попросить ее поразмыслить над результатами этих опросов. «Есть семьи, где в шаббат одну селедку приходится делить на шестерых», – заметила она, отвечая на один из вопросов Хелены62.
Почему бы им не создать альтернативную службу социальной помощи? Доктор Радлиньская уже обдумывала эту идею, которая и Ирене дала почву для размышлений. Проект будет крайне важен, полностью отвечая духу их работы и их ценностям как гражданских активистов. Когда именно началось это сотрудничество между Иреной и профессором, в точности неизвестно, ясно только, что проходило оно, как и прежде, при значительном участии Хелены Радлиньской. Сохранившиеся документы Армии Крайовой раскрывают кое-какие детали этого сотрудничества. «Ирена Сендлер, – говорится в них, – обладает обширной сетью контактов в Польше, особенно среди левых63. Она работает непосредственно с профессором Радлиньской из Свободного университета». Хелена Радлиньская была старшим оперативным сотрудником подпольной армии, со временем она вдохновит нескольких своих бывших студентов на создание сети ячеек Сопротивления. Она также создаст свою независимую тайную программу помощи евреям64. У лидеров Сопротивления имелся стратегический замысел учредить как можно больше подпольных ячеек, действующих полностью изолированно друг от друга. Одну из таких ячеек поручили возглавить молодой, но очень способной женщине – Ирене Сендлер.
Когда точно состоялся разговор Ирены и профессора, неизвестно, но это могло случиться вскоре после падения Варшавы, поскольку ячейка Ирены появилась почти сразу после этого. Необходимость в такого рода группах была очень острой. Возник вопрос, кого еще привлечь в ячейку. Доктор Радлиньская тепло отзывалась об Ирке Шульц и настоятельно ее рекомендовала. Ирка была одной из бывших студенток профессора и, кроме того, начальницей Ирены.
Доктор Радлиньская с готовностью поддержала и другую кандидатуру, Ядвиги Денеки, еще одной своей бывшей студентки. До того как перейти в городскую службу социальной работы, она училась на преподавателя, работая в новаторской школе-интернате, основанной коллегой профессора, доктором Янушем Корчаком. Ядвига была симпатичной блондинкой с элегантным «бобом». Ей, девушке живой и энергичной, было двадцать восемь – на год младше Ирены, – и они хорошо знали друг друга по Свободному польскому университету и по собраниям Польской социалистической партии.
