Часть из них действительно были бездомными сиротами, пытающимися прокормиться воровством и попрошайничеством. Но отчаявшиеся семьи из гетто уже посылали любимых, но голодающих детей искать спасения за стеной – детей вроде той девочки, которую встретила Ирка Шульц. Иногда родители пробирались на «арийскую» сторону вместе с детьми, и какое-то время им удавалось скрываться всей семьей. Но чаще родителей расстреливали во время облав или отправляли в концлагеря. Иногда семьи разъединяло тихое чувство долга. Одних членов семьи спасти было легче, чем других. В еврейском квартале это было вынужденной жизненной реальностью. Кто сможет бросить пожилых родителей? Перебраться через стену они все равно не смогут. Детей же, которые еще могли ходить, убитые горем родители посылали на ту сторону или же их помогали переправить в руки друзей контрабандисты. Сотни детей уже проделали опасное путешествие по канализации. В 1942 году Ванде Земской было восемь, когда она ступила в мутные воды под городом. «Стоя над люком, я попрощалась с отцом, державшимся позади, – вспоминает она132. – Сам путь через канализацию был довольно трудным. Иногда она напоминала грязную реку… Помню, как тяжело было взбираться по лестнице – я не могла дотянуться с одной ступеньки до другой». Когда Ирена услышала о детях, которые, рискуя своей жизнью, прячутся на «арийской» стороне, у нее уже был готов смелый план.
Вскоре она сделала еще один серьезный шаг. Какова будет судьба детей, ставших сиротами уже в гетто? Малыши не могут покинуть его по своей воле. У них нет родителей, способных отправить их на другую сторону. Ирена каждый день видела этих детей в молодежном центре Адама133. Не важно, как сильно он старался их спасти, ему все равно бы это не удалось. Здесь для их маленьких жизней было слишком много голода и болезней.
Поэтому Адам и Ирена сделали то, что считали необходимым и само собой разумеющимся. Уже той зимой они стали периодически забирать детей из приюта. При наличии специального («эпидемического») медицинского пропуска в зараженную зону в том, чтобы выносить из гетто тяжелобольного ребенка, не было ничего запрещенного. Подростков, которые, как объяснялось, находились в смертельной стадии заболевания туберкулезом, можно было переправлять на машине «Скорой помощи» в один из сохранившихся еврейских санаториев Отвоцка. Так Ирена вновь шла по стопам отца. Когда же потом выяснялось, что у детей вовсе не туберкулез, а обычный кашель, они тихо исчезали в одной из семей в старой деревне. Если Ирена не могла спасти Адама, то вместе они, по крайней мере, могли спасать этих детей.
В случае раскрытия риск был колоссальным. Дать еврейскому ребенку кусок хлеба было равносильно тому, чтобы подписать смертный приговор – и тому, кто этот кусок давал, и тому, кто его принимал. Вынося из гетто детей, чтобы затем прятать их у польской семьи, можно было немедленно получить пулю в затылок на ближайшем углу. На эти драконовские меры можно было ответить, считала Ирена, делая нечто большее, чем просто пронося вакцину. Умереть можно лишь раз, и теперь они с Адамом были едины хотя бы в действии.
Со временем путей входа и выхода из гетто появится множество, и Ирена будет пользоваться ими всеми. В тот день, когда Ирка нашла девочку в канализационном люке, женщины уже разработали одну из их первых схем сотрудничества с детским домом отца Бодуэна. На самом деле они всего лишь расширяли масштаб социальной помощи, и главную роль здесь играли Яга Пиотровская и Ирка Шульц.
К началу 1942 года появились еще два незаменимых партнера. Первым стала симпатичная молодая женщина по имени Владислава – Владка – Мариновская. Друзья удивлялись, как небрежно зачесанные, откинутые назад светлые волосы Владки делают ее похожей на романтическую героиню. На каждой фотографии она неизменно улыбалась. Владка в тот год стала матерью крепкого малыша и работала заведующей в детском доме отца Бодуэна для детей, младенцев и бездомных матерей. В ее обязанности входила проверка предполагаемых приемных родителей, а это значило, что она лучше любого другого знала, где найти семьи, которые согласятся взять к себе детей на условиях предлагаемой городом оплаты.
Решение привлечь Владку было принято быстро, потому что в ней действительно остро нуждались. Кто-то не считал допустимым вовлекать в сеть друзей, особенно друзей с маленькими детьми – если только в их помощи не было крайней нужды. А Владка уже была старым другом. Но той зимой женщины столкнулись с критической ситуацией: у них оказался еврейский ребенок, нуждавшийся в убежище, а фальшивых документов, как назло, не хватало. Ирка и Ирена совещались. Ирка волновалась. Она верила Владке. Но еще больше она доверяла мнению Ирены. Гестапо уже наблюдало за детским домом отца Бодуэна, и Ирка беспокоилась, что риск будет слишком велик. Будет ли ребенок там в безопасности, Ирена? Вопрос повис в воздухе. Ирена не уставала его задавать. «О ребенке можешь не беспокоиться, – спокойно ответила она134. – Там есть Владка Мариновская». Ирка кивнула и потянулась за пальто. Она сейчас же пойдет туда и попросит Владку помочь им.
От конторы на улице Злота до приюта было недалеко. Ирка шла быстро. До Новогродской улицы нужно было миновать в южном направлении всего несколько кварталов. Когда в 1941 году граница гетто сместилась к северу, блокпост на перекрестке Тварды и Злоты был закрыт невысокой кирпичной стеной и опутан колючей проволокой. Изменение границы было обычным явлением. Как и Ирена, Яга или Ядвига, Ирка входила и выходила из гетто по несколько раз в день, и этот ребенок был одним из «ее» малышей. И ей трудно было не чувствовать себя его защитницей. Приют представлял собой внушительное кирпичное здание, и Ирка, поднимаясь по его ступеням, все еще обдумывала, что сказать подруге. Но от ее мучений не осталось и следа, когда Владка встретила ее приветливой улыбкой. Не прогуляется ли Владка с ней? Глаза той понимающе сузились. Все лучше, чем разговаривать в здании, где, как было известно, имеются шпионы гестапо.
Ирка знала, что может доверять Владке. Или думала, что могла. Но она все еще колебалась. Война заставляла достойных людей вести себя так, как раньше и представить было нельзя. Владка ждала. Ирка сделала глубокий вдох. Есть один ребенок… Она запнулась. Точнее, несколько детей. Нам нужно, чтобы кто-то о них позаботился… Владка просияла: Ирка, ну конечно, о чем ты говоришь. Просто приведи их и…
Ирка сделала глубокий вдох и перебила ее: Владка, нет никаких документов. Теперь оставалось только ждать. Она сказала это. Только глупец мог не понять ситуации, а Владку Мариновскую меньше всего можно было назвать глупой. Ребенок без документов, скорее всего, был евреем. Владка размышляла. Она пошевелила носком ботинка кусочек тающего под ногами льда и посмотрела на небо, покрытое пушистыми облаками. Быть может, она думала о своем сыне Анджее и о его безопасности. Гестапо было повсюду. Шпионом могла оказаться нянька или отчаявшаяся мать. В этом безумном мире во время оккупации провокаторами становились даже старые друзья. Вопрос был не в том, хочет ли она помочь, а в том, может ли она доверять Ирке. Она повернулась и посмотрела на подругу, а та – на нее. Затем уже Владка глубоко вдохнула и ответила: Да, я возьму ребенка. Ирка с облегчением выдохнула: Спасибо тебе.
