«Подробностей я у нее не спрашивала, – говорила позднее Владка135. – Она просила меня взять этих детей и подобрать им безопасный дом с хорошей семьей. Я согласилась помочь, не задавая вопросов». Повернувшись к приюту, Владка качнула головой:
Мне пора. Приходи в следующий раз, и мы решим, куда именно их направить.
Когда Ирка вернулась, она привела с собой еще одну женщину, которая, как она объяснила, иногда приводила детей к Владке. Ей было тридцать шесть лет, и звали ее Соня. На самом деле это было конспиративное имя польской медсестры Хелены Чешко, одного из новых членов сети Ирены.
Одной из тех, кто вовлек Хелену Чешко в деятельность группы, была Ала Голуб-Гринберг. Хелена являлась старшим оперативным сотрудником ячейки Сопротивления в медицинском подполье. Ала же была старшей медсестрой в гетто. Они работали бок о бок уже несколько месяцев. По всему городу было множество автономных подпольных ячеек, и постепенно они начинали находить точки соприкосновения.
Нужда подполья в медицинской помощи была огромной. В конце концов ни больные евреи, скрывавшиеся на «арийской» стороне, ни раненые бойцы Сопротивления, оказавшиеся в гетто, обратиться в местные больницы не могли, и еврейский квартал испытывал постоянную потребность в медикаментах. В самом сердце этой сети медицинских сестер стоял еще один старый друг: доктор Юлиуш Майковский из отделения инфекционных болезней, который помог Ирене, Ирке, Яге и Ядвиге получить «эпидемические» пропуска. Один из них в свое время получила и Хелена. Это значило, что она тоже могла свободно проникать в гетто, забирать больных еврейских детей и доставлять припасы в каретах муниципальной «Скорой помощи».
Владка об этом не подозревала, а узнала лишь спустя много лет. Знать было опасно. «Вполне достаточно было и того, что [Ирка] забирала детей из гетто и отправляла их в безопасное место», – говорила она136. И было достаточно знать, что Соня, а иногда и Ала Голуб-Гринберг могут появиться у ее двери в любой момент. Муж Алы, Арек, бывал и в гетто, и за его пределами, сотрудничая с Сопротивлением. Его подпольные контакты, наряду с должностью Алы при юденрате, позволяли ей проникать в гетто и покидать его в любое нужное время. По воспоминаниям дочери Алы, ее иногда уводили с собой в тот, другой мир. «Моя мама забирала меня, – рассказывает она. – Я, правда, не помню как. Мы пару раз так входили и выходили»137. Но в основном Ала выходила одна.
Женщины разработали свой код для использования в детском доме отца Бодуэна. Здесь был телефон, и когда кто-то звонил Владке, начиналась обычная женская болтовня: о том, чтобы позаимствовать друг у друга платок или юбку, прийти на чай или проведать больную мать. Так они назначали день и время. И всегда точно оговаривался цвет. По цвету и называемым предметам одежды они будут опознавать детей – и сейчас, и потом. Владка аккуратно вела журнал, записывая, как выглядели и во что были одеты дети, особенно те, кто поступал к ней без документов. Как иначе после войны их родители найдут их? Краткие заметки Владки вскоре вдохновили Ирену на нечто еще более смелое и удивительное. Скромный список беспризорников и сирот, проходивших через руки Владки, почти наверняка послужил толчком к тому, чтобы Ирена начала вести свой, общий список всех детей.
Здоровых детей со светлыми волосами и голубыми глазами, не имеющих характерной еврейской внешности, можно было без проблем устроить в приют, как только удавалось получить поддельные документы и детям присваивался официальный регистрационный номер. На получении фальшивых документов специализировалась Хелена Чешко. Она и ее муж Леон начали свой путь в подпольной сети, подделывая документы, удостоверяющие личность. Но не эти, «по-польски» выглядевшие дети были причиной кошмаров, которые начали мучить Ирену в 1942 году. Даже когда дети находились уже на относительно безопасной «арийской» стороне, спасение их было делом все же не столь определенным. Оно требовало немалого мужества. Иногда детям буквально приходилось становиться актерами. Так как Ала происходила из известной театральной семьи, она учила их притворяться больными. Но чаще во время этих опасных рейдов Ала и Ирена использовали страх немцев перед инфекцией и прятали детей среди грязного тряпья или внутри уже занятых гробов. Это было очень тяжело, но все же причина кошмаров Ирены была другой. Ее заставляли просыпаться с дрожью среди ночи сны о детях с «неправильными», не «арийскими» чертами лица.
Страхи эти не были беспочвенны. Таких детей даже на мгновение нельзя было показывать на «арийской» стороне, и их доставляли к задней двери приюта в брезентовых мешках, которые под видом белья или картошки подносили, перекинув через плечо, грузчики. Для новоприбывших Владка должна была заранее подобрать семью, которая сможет немедленно их забрать, а затем постоянно укрывать в условиях секретности. Эти дети не задерживались в доме отца Бодуэна дольше чем на несколько часов. Иногда они приходили с Хеленой, иногда вместе с Иркой или Алой, иногда – когда весной 1942 года число детей выросло – вместе с Ягой Пиотровской или Ядвигой Денекой.
Если таких детей не получалось пристроить сразу же, у женщин не было выбора, и они, сильно рискуя, были вынуждены несколько дней, пока не найдут подходящую семью, держать их у себя. Так поступали они все – Ирена, Яга, Ядвига и Владка. Дома у Владки ее сын Анджей, мальчик младшего школьного возраста, выполнял ответственную работу, помогая матери заботиться о тяжелобольных сверстниках. Много десятилетий спустя Анджей – известный в Варшаве пожилой господин с приятной улыбкой и изысканными манерами – вспоминал, как мальчиком помогал еврейским детям незаметно проходить в ванную комнату, находившуюся дальше по коридору, и приглядывал за ними, пока они были в туалете 138. Их маленькие тельца, как рассказывал он с мрачным видом человека, которому не хочется это вспоминать, спасенные от голодной смерти, перестав неделями голодать, страдали от ужасных желудочных расстройств.
Дети приходили и уходили из приюта отца Бодуэна, а гестапо между тем становилось все более подозрительным. Немецкие агенты просматривали официальные записи Владки в поисках любых подозрительных улик. Но подлинных записей в кабинетных картотеках никогда не было. Владка была не так глупа. Когда гестаповцы приходили в ярость от бесполезного копания в бумагах, они, приставив в коридоре пистолет к голове Владки, издевались над сотрудниками, угрожая им расстрелом. К весне 1942 года сеть Ирены выросла, но также усилился и контроль со стороны немцев. Детей, которые официально приходили и уходили, внимательно проверяло гестапо. Но это лишь означало, упрямо заключила Ирена, что и дальше, несмотря на возрастающий риск, все больше детей будут сюда приходить и уходить отсюда в безопасное укрытие.
Хотя гестапо об этом еще не догадывалось, охотилось оно именно за сетью Ирены. Ирена была тактическим командующим этой растущей гражданской армии, куда входило сейчас почти двадцать человек из политического подполья, служб социальной работы и еврейской общины. При таком количестве людей риски были огромными – а самая серьезная опасность грозила Ирене.
Когда Ирка Шульц нашла маленькую девочку в канализации, все должно было пройти легко. Но в итоге вся операция едва не сорвалась из-за одного просчета. Сначала все действительно шло хорошо, ребенок выглядел «как надо». Ирка передала экстренный код Ирене, а затем Владке. Девочке требовался медицинский уход, и в приюте были доктора. Поскольку светловолосый ребенок выглядел стопроцентно польским, Ирена и Ирка решили рискнуть и отправили его в детский дом отца Бодуэна по легальным каналам.
