Все призывали ее к спокойствию и благоразумию, но несчастная вдова начала метаться по комнате и, задыхаясь, выкрикивать непристойные оскорбления в адрес Эммы и своего супруга. Она рычала, хрипела, рыдала, кашляла. Неожиданно Фелиция согнулась вдвое. И на глазах у обезумевших членов семьи по ее раздвинутым ногам потек ручеек красноватой жидкости, быстро образовавший на паркете целую лужу.
– Мама, папа, у Фелиции пошла кровь! – закричала Эльфин.
Люсьен сразу же позвонил Ивану Гослену, чтобы объяснить тому сложившуюся ситуацию. Спустя десять минут приехал доктор в сопровождении одной из больничных медсестер. Молодую женщину отвели в ее комнату на втором этаже.
– Началось! Проход хорошо открыт, – заявил Гослен. – Ребенок крупный, но она сможет родить его здесь.
Это было несколько часов назад.
Валлас прошел по коридору, не обращая внимания ни на позолоченные рамы картин, ни на латунные и медные настенные светильники. Крики и стоны не прекращались. Наконец он дошел до двери, за которой тянулся этот страшный спектакль, когда из комнаты вышла его мать – ее побагровевшее лицо было искажено и не предвещало ничего хорошего.
– Боже мой, как страдали ее тело и ее душа! И все еще не закончено, Валлас! Ивану удалось достать ребенка, но мальчик родился мертвым. Пуповина трижды обвила шею.
– А как Фелиция? Она вне опасности?
– Теоретически – да. Только представь себе ее горе! Она обожала Теодора, вопреки всему! Воспитание второго его ребенка могло бы помочь ей это пережить. Но Господь не захотел этого.
Потрясенный Валлас тихо произнес:
– Господь или дьявол, мама! Прости, я уже не понимаю, что говорю.
С этими словами он пожал плечами и убежал.
Глава 16
Иголка в стоге сена
Роберваль, озеро Сен-Жан, вторник, 12 июня, 1928
Две одетые в черное красивые молодые женщины стояли на палубе парохода «Перро» среди двадцати других пассажиров. Девушки поднялись на борт за полчаса до отправления, обе выглядели серьезно и ни на секунду не отходили друг от друга. Какой-то матрос, очарованный их красотой, сообщил им, сколько будет длиться переправа.
– Если поднимется ветер, мадемуазели, вы сможете зайти внутрь. Там есть бар и лавочки для сидения, – добавил он.
В ответ он получил лишь тихое «спасибо».
Покидая порт, судно лавировало, и из дымохода тянулась струйка черноватого дыма. Преемник старого парома «Норд», этот крупный пароход был назван в честь министра Колонизации Квебека Жозефа-Эдуарда Перро. Он был спущен на воду в августе 1920 года, в Робервале, с большой помпой, под бурные аплодисменты явившейся поглазеть на торжество толпы. Однако освятил судно кюре из Перибонки.
В пасмурном утреннем небе, развернув свои белоснежные крылья, то крича, то затихая, проносились чайки.
– Боже милостивый, мы отъехали! – восторженно воскликнула Сидони.
Она перегнулась через поручень палубы, чтобы следить за скольжением воды вдоль корпуса судна. Жасент любовалась внушительной архитектурой своей бывшей больницы и окрестных зданий – всем этим знакомым пейзажем, который постепенно уходил вдаль.
– У меня такое чувство, будто я ушла из больницы сотни лет назад, – призналась Жасент сестре. – Я не могу поверить, что целый год жила там, на улице Марку. Так много всего случилось за столь короткое время!
Сидони посмотрела на сестру с укором. Этим туманным утром ей хотелось обратить свои мысли к будущему. Ее пьянила сама перспектива простого путешествия в Перибонку и обратно: этот край представлялся ей далекой неизведанной землей.
– Я пытаюсь об этом забыть, Жасент, – сказала она. – Прошу тебя, давай поговорим о наших планах, в частности, об Анатали. Вчера вечером я так переживала по поводу нашего путешествия, что не могла заснуть. Есть один вариант, о котором никто не подумал – ни мама, ни ты, ни я. Кто-то мог ее удочерить. Ребенок мог бы заинтересовать какую-то бездетную пару. В таком случае найти ее будет сложно или даже невозможно.
– Будем надеяться. Нет смысла строить какие-либо предположения, пока мы не узнали больше. Я представляла себе худшее.
– Замолчи, она жива, – отрезала Сидони.
Вскоре «Перро» уже плыл вдоль берега острова Кулёвр. Жасент указала на него Сидони и рассказала ей, как они с Пьером спасались здесь десять дней назад и что последовало вслед за этим. Естественно, все интимные подробности она опустила, но ее слов было и так достаточно, для того чтобы смутить сестру.
– Боже милостивый, это кажется мне немыслимым, – тихо ответила Сидони. – Ночью, на природе… Я так наивна!
– Почему?
– Супружеский долг я всегда представляла так: в постели, за плотно закрытой дверью и с выключенным светом.
Внезапный шквал ветра заставил Сидони замолчать, сдувая с ее головы черный платок.
– Господи, какая тоскливая фраза – супружеский долг! – вздохнула Жасент. – Что касается меня, то я еще не замужем, и это не имеет ничего общего с долгом, поверь мне.
– Ни слова больше! – испуганно ответила сестра, отворачиваясь от Жасент. – Нас могут услышать!
Рядом с сестрами устроилась какая-то женщина с мальчиком приблизительно десяти лет, у каждого из них на плече было что-то наподобие серого холщового свертка. Оба они молча всматривались вдаль. Немного поодаль стояли в кругу мужчины в картузах. Некоторые с озабоченным видом курили, сидя на прочно закрепленных ящиках. Временами они бросали на девушек в трауре любопытные взгляды.
С шести утра Альберта занималась туалетом своих дочерей. Им велено было надеть темно-зеленые шелковые блузы и серые трикотажные костюмы. Волосы были принудительно убраны с их лиц и заплетены в косы, закрепленные на затылках.
Воспоминания о материнских наставлениях заставили Жасент улыбнуться. Она взяла сестру за руку и вполголоса произнесла:
– Если бы Эмма нас увидела, она бы наверняка над нами посмеялась. Или же подумала бы, что мы отправляемся в монастырь.
– Тем лучше, – ответила Сидони. – По крайней мере, нас никто не побеспокоит.
Девушка искоса посмотрела на группу мужчин, и этот взгляд развеселил Жасент.
– Идем, пройдемся немного, – сказала она сестре. – Чего ты боишься? Мы в цивилизованной стране, Сидо. И дай мне нашу сумку, ты прижимаешь ее к себе, словно щит. Полюбуйся пейзажем. Смотри – тучи рассеиваются, видны просветы голубого неба. Берег теперь далеко.
– Я и не думала, что наше озеро такое огромное… Такое ощущение, будто мы отправляемся в море. Может быть, мы высадимся во Франции. И поедем в Париж!
Они принялись тихонько смеяться, шагая по палубе неуверенными походками – массивное судно пошатывалось на довольно-таки высоких волнах. Добравшись до носа парохода, они молча обняли друг друга за талии, очарованные необъятностью озера, на поверхности которого уже начинали мерцать танцующие блики застенчивого солнца.
