Идея была отличная – пока Рахим не набросился на меня с кухонным ножом.
В тот день очередное «тарахтенье» усугублялось множеством мелких бед. Рахим плохо спал. Из-за баскетбольной тренировки он не успел вовремя поесть, и поздний ужин подстегнул гипогликемию. А еще сын лишился любимого CD-плеера: его украл мальчик, которого Рахим прежде считал своим другом.
Потеря плеера представлялась не самой главной проблемой. Это недорогое устройство Рахим, скопив денег, сам приобрел в магазине уцененных товаров. Я обещал купить ему другой, но только в конце недели. У меня было много работы, я очень уставал и не мог отвезти его в магазин раньше четверга или пятницы. Но к выходным он обязательно получит новый плеер.
До вечера все было прекрасно. Я долго работал и поздно сел ужинать. Рахим устроился рядом, болтал со мной и вдруг потребовал купить ему плеер.
– Он нужен мне прямо сейчас! – твердо заявил сын.
– Знаю, – ответил я. – Плохо, что старый украли, еще хуже, что вором оказался друг. Я постараюсь выбраться в магазин в четверг, во всяком случае не позднее пятницы.
– А я хочу сейчас! – повторил Рахим, начиная раздражаться.
– Послушай, – возразил я, – уже без четверти десять, и все магазины, которые еще открыты, успеют закрыться.
– Поехали в «Таргет»
[14] прямо сейчас!
Даже язык тела Рахима говорил о крайнем гневе: кулаки сжались, плечи напряглись.
– «Таргет» уже закрывается, – ответил я, удивленный.
Мы никогда ничего там не покупали, ближайший супермаркет сети находился почти в получасе езды от нашего дома. Наверное, Рахим видел рекламу магазина в воскресной газете, но сам он там ни разу не бывал.
Парень кипятился все сильнее, хотя я напомнил ему о нашей договоренности.
– Понимаю, ты расстроен, – сказал я, – но потерпи всего несколько дней, как мы и условились. Сегодня уже поздно…
– А я хочу сейчас! – заорал Рахим, хватил со стола нож и кинулся на меня.
Все произошло внезапно, и результат был непредсказуем, поскольку я уже несколько лет как забросил занятия единоборствами. Я схватил сына за запястье, обезоружил и решил, что теперь он успокоится.
Явно смутившись, Рахим убежал в свою комнату. Мы с женой позвонили одной знакомой – профессиональному психологу-консультанту, которая возглавляла психиатрическую клинику по соседству. Она объяснила, что ни в коем случае нельзя просто забыть об этом инциденте. Если сын снова попытается напасть, надо позвонить в полицию и отправить его в детское психиатрическое отделение нашей университетской больницы. Кроме того, психолог велела нам втолковать это Рахиму, чтобы он постарался взять себя в руки.
– Надеюсь, такого больше не случится, – сказала она, – но вы должны предупредить его о последствиях подобного поведения. А если вспышка все-таки повторится, последуйте моему совету.
Рахим вернулся в столовую; он явно успокоился. Я предложил ему лечь спать, поскольку было уже поздно, а завтра мы посмотрим, удастся ли выкроить время до выходных. И тогда он снова набросился на меня.
Я прижал Рахима к полу и спокойно говорил с ним. Лесли набрала 911 и объяснила ситуацию. Ее спросили, принимает ли он какие-то лекарства, и она ответила, что не принимает. Она назвала имя психотерапевта, и через несколько минут к нам прибыли два офицера полиции.
Пока мы ждали, я объяснил Рахиму, что мы его любим, но не позволим причинять нам боль. Сейчас он поедет в больницу. Его отвезут полицейские, но я поеду за ними. Я по-прежнему продолжал крепко держать сына.
Полицейские оказались просто замечательными. Они сообщили Рахиму, что отвезут его в больницу. Наручники ему не надевали и не хватали его за руки. Пока он ведет себя спокойно, объяснили офицеры, все будет хорошо. К счастью, мальчик послушался их, и я поехал за полицейским автомобилем. Сына повезли не в университетскую больницу: офицеры были обязаны доставить его в ближайший пункт оказания экстренной помощи, который находился в окружной больнице, прекрасном лечебном учреждении – несколькими годами ранее тамошние врачи спасли жизнь Лесли, у которой обнаружилась доброкачественная опухоль мозга. Я был рад, что мы попали именно сюда, потому что доверял здешним специалистам.
Медсестра пункта экстренной помощи занялась первичным обследованием. Рахиму сделали биохимический анализ крови: в первую очередь врачи опасались гипогликемической реакции. Мальчику дали выпить яблочного сока, чтобы повысить уровень сахара в крови. Когда полицейские уедут, объяснили нам, пациента поместят в особую закрытую палату.
Пока делали анализы и готовили перевод на отделение, медсестра предложила нам с Рахимом посидеть там; дверь не будет заперта. Если же сын не захочет, чтобы я находился рядом, я могу остаться снаружи и наблюдать за ним через окно, но в этом случае дверь запрут. Я могу понадобиться, если ему потребуется выйти в туалет или он захочет, чтобы персонал открыл дверь. Из соображений безопасности дверь с обеих сторон открывалась только с помощью ключа.
Рахим злился на меня за то, что я отправил его сюда. Ему казалось, что достаточно было бы немного отдохнуть перед школой. Он даже не помнил, как напал на меня, хотя говорил об этом с перевозившими его полицейскими. Сын велел мне выйти из палаты, после чего дверь заперли, а он улегся на кушетку и уставился в стену.
Не прошло и часа, как Рахиму понадобилось в туалет. Кроме того, он попросил меня посидеть с ним в палате. Дверь была открыта, и я оставался рядом с сыном, пока невыспавшийся психиатр-интерн наконец не выкроил минутку, чтобы поговорить с нами и просмотреть анализы. Затем врач предложил перевести пациента в больницу для подростков, находившуюся в получасе езды. Чтобы выяснить, что происходит с Рахимом, предстояло провести серию медицинских анализов и психологических тестов.
Домой я вернулся совершенно вымотанный. Лесли встретила меня у двери, и когда мы обнялись, я не сдержался и расплакался. Я испытывал ужас и одновременно облегчение. Однако медицинский персонал обоих учреждений каким-то образом сумел убедить меня, что с мальчиком все будет в порядке.
Первые два-три дня ничего не решили. Рахим уверял врачей, что не сделал ничего плохого и проблем у него нет. Это я ни с того ни с сего набросился на него. Я сам виноват, а он только рад, что его увезли из дома.
А потом вернулась болтливость. Следующие два дня Рахим пребывал в постоянном возбуждении, временами впадая в ярость. Но ему, к нашему огромному облегчению, наконец поставили диагноз.
Рахим страдал так называемым биполярным расстройством второго типа с быстрой сменой циклов. Несмотря на название, это заболевание имеет мало общего с тем, что сейчас называют биполярным расстройством первого типа, а раньше именовали маниакально-депрессивным психозом. При традиционном биполярном расстройстве один цикл сменяется другим через долгое время. Некоторые больные переходят от нормального к депрессивному состоянию и обратно; другие – от нормального к маниакальному; у третьих нормальное состояние может сменяться как маниакальным, так и депрессивным. Но цикл всегда продолжается несколько дней.
