Опухшие ямы, некогда бывшие ушами, не реагировали на ничтожное кровопускание, они растянулись для того, чтобы развлечь его разум симфонией.
Десятки вздымающихся лиц, покрывающих стены, истошно завывали в нескончаемых муках. Этих существ, закованных в кандалы мужчин и женщин, королей и рабов, чемпионов и чужаков коснулись сами Тёмные Боги. Все они — убийцы. Все они были обречены на вечные муки. Словно утопая в смоле, они вертелись, вились и крутились в тщетных попытках вырваться на свободу. Плененные души вопили бесконечным хором проклятых и каждый сам завывал Погребальную Песнь своей особенной муки, чтобы слиться в диссонирующей песне страдания.
Сверкающие существа извивались на полу перед троном. Одни из них являлись людьми, другие нет, а были и те, которые когда–то родились женщинами и мужчинами, но отказались от ограничений своей расы, чтобы стать чем–то большим. Они стонали, шипели, царапались, резали друг друга в безудержной оргии, и, каждое их действие было направлено на удовлетворение желания вырвать экстаз из плоти. Их более нежные, пылкие стоны сливались воедино с воем стен. Их песня казалась ему прекрасной и сладкозвучной.
Идеально.
+Хозяин+
После третьего зова края его разорванной пасти раздраженно дернулись. Присутствие иных умов в его мыслях во время утех разожгло ярость в душе. Из горла вырвался тихий звук, напоминающий рычание, как только мечтательное состояние, которым он наслаждался в одиночестве, прервали. Адресант знала, что завладела и вниманием и гневом, посему была краткой.
+Король бронзы и крови показал себя.+
Она говорила словно ангел, голос которого не испортили ни возраст, ни уродство, приходящее с течением времени.
+И поле битвы теперь несет на себе тяжесть того, кто достоин Вечного Клинка.+
Рычание от этого откровения смягчилось и сменилось довольным воркованием.
Под изрезанными полосками губ сверкнули зубы и он расплылся в безумной ухмылке.
Все громче кричали рты, срываясь на отчаянное крещендо. Лица стекали вниз и с тошнотворной медлительностью тянулись к полу, обнажая окровавленные фрески и пропитанные потом гобелены. Подобно пленникам из рыболовной сети, которых тащат на ужин, их несло к сидящему на троне. На мгновение они превратились в груду под ним и задрожали, прежде чем скользнуть вверх и обернуться вокруг мускулистых конечностей и туловища, быстро обретавших форму и очертания.
Мужчина зашипел от боли и удовольствия — желе из связанных душ затвердело и превратилось в части гротескных доспехов, издавая непрерывный оглушительный, трескучий звук в момент, когда лица на поверхности брони вырывались вверх, тщетно завывая. Он внутренне напрягся, одиночество и спокойствие его разума нарушили.
Десятки голосов кричали у него за спиной. Боль, отчаяние, мольба и ярость смешались и наложились друг на друга в черепной коробке — украденные души завыли в его сознании. Они умоляли освободить их, клялись отомстить ему или насмехались над ним в отчаянии, царапались и кололись, звенели в нескончаемом диссонансе проклятых.
Он поднялся. Извивающиеся на полу демоны прекратили свою оргию и в ужасе убежали. Веревки мускулов красного сырого мяса свисали с правой руки. Шипы и крючки вырвались наружу с дергающейся массы, с них стекали слюни блёклого яда, который падал на пол и шипел. Маслянистая плеть растянулась по полу, на мгновение отодвинулась назад и обвилась вокруг правого предплечья фигуры.
Он протянул левую руку и к нему, переминаясь с одного колена на второе, подполз несчастный слуга. Раб издал жалобный, сдавленный звук, его губы задрожали вокруг рукоятки меча, который был вложен в его горло словно в ножны. Хозяин сжал рукоять клинка рукой в когтистой перчатке, не удостоив «оруженосца» даже мимолетным взглядом, что вызвало восторженный вздох на кровоточащих губах у второго.
Одним плавным движением он вытянул меч. Без демонической сущности, заключенной в оружии и поддерживающей оскверненную плоть вассала, тот начал чахнуть. Он побледнел и посерел, тёмных вен проявилась на его дрожащем лице. Воин раздраженно дернул запястьем, отрубив голову рабу. Толпа демонов тотчас набросилась на дергающийся труп, разрывая его, чтобы удовлетворить свои извращенные желания, а в это время их хозяин медленно проворачивал меч в свете свечей.
Ятаган из сверкающего серебра древнее, чем мёртвый легион воина, владеющего теперь мечом. Жизнь оружию дали в кузницах порочных ксеносов, уничтоженных во время завоеваний Детей Императора. Но, несмотря на это, меч оставался восхитительным и утонченным произведением искусства, реликвией легиона, которой нет равных. Культы и религии возникали и распространялись по целым мирам, и даже среди его воинов были те, кто поклонялся мечу.
Владел им и сам Фениксиец ещё до того, как он перешел из рук примарха к нынешнему хозяину, и за это время оружие насытилось жизненной силой как богов, так и людей в течении тысячелетий блистательного кровопролития в бесконечной войне.
Будучи в полном вооружении, он размял шею целой чередой мокрых хлопков. После этого спустился с помоста и вышел из зала. Его сабатоны — разодранный керамит, слоящийся на раздвоенных копытах цвета черной полночи — чавкали, когда он шагал по мокрой поверхности толстого ковра, пропитанного кровью и другими, более мерзкими, жидкостями.
Оглушительный шум врезался в воина, когда переборка скользнула в сторону. Мускулы его лица подергивались от вибрации, а глаза слезились, пока привыкали к ослепительному шквалу разноцветного света, пронзающего коридор. Он был на кораблях и других легионов-отступников, как во время Хтонийского Краха, так и после, уже по другую сторону Ока Ужаса. Внутри все звездолёты казались холодными, темными и молчаливыми, немногим лучше гробниц. Но только не в случае армады тех, кто когда–то принадлежал к III легиону.
Коридор был пуст, если не считать одинокого ждущего воина в конце, облаченного в доспехи из серебристого жемчуга с сиреневыми узорами.
— Чезаре, — обратился он к полубогу в жемчужных доспехах, в мелодичном голосе слышалась явная усталость.
Перчатки воина, поднявшего руки к шлему, были усеяны зондами, сверлами и лезвиями инструментов, предназначенных как для ускоренной починки, так и для кромсания плоти. Треск изношенного нагрудника в этом шуме услышать не удалось, равно как и змеиного шипения вырывающегося воздуха, когда тот снял свой шлем.
— Люций.
В отличии от покрытых шрамами лиц его братьев, заработанными в бою или нанесенными собственными руками, лицо Чезаре оставалось безупречным, без единой царапинки. Он убрал прядь волос насыщенного янтарного цвета и черты его бледного лица, как всегда, застыли в угрюмом холодном выражении.
Апотекарий казался невероятно молодым относительно того, кто мог законно претендовать на звание предыдущего тёзки из их бывшего легиона. В последние дни Объединительных Войн на древней Терре, когда последний из врагов ложного Императора оказался во власти его хваленых Громовых армий, побежденные демонстрировали свою покорность способом, заимствованным из самых примитивных ритуалов далеких предков человечества. В знак своего поражения, они предложили победителю не своё богатство и жизнь, а своё наследие.
